Шишин М.Ю. Дзанабадзар и Зая Пандит Намхайджамцо как творцы духовного вектора Монголии

Постижение сути евразийства возможно различными путями, в том числе через выдающихся деятелей культуры. Остановимся на двух подлинных евразийцах прошлого, замечательных просветителях Монголии 17-18 веков – Дзанабадзаре (Занабадзаре) и Зая Пандите Намхайджамцо. Выбор их не случаен, они сыграли выдающуюся роль в формировании духовного вектора развития Монголии, действующего по сегодняшний день, и, кроме того, они в труднейший период истории своей Родины смогли найти путь ее развития, который по сути дела сохранил это государство и его культуру. И, наконец,  они воплощают уникальный тип евразийца-пассионария, который был открыт всем культурным влияниям, но четко осознавал, каким путем вести именно свою страну. В труднейшее и кровавое время междоусобиц и войн эти два преданные сына Монголии связали монгольскую культуру с высокой буддийской ученостью и духовностью Тибета и других буддийских стран. Сравнивая карты их путешествий, можно увидеть, как легли по Евразии, связывая ее части, их пути от Волги на Западе и до Пекина на Востоке, от южной границы  Сибирской тайги на севере и до столицы Тибета Лхасы на юге. Деятельность этих двух выдающихся просветителей Монголии еще мало освещена в отечественной научной литературе, поэтому вначале имеет смысл кратко представить их биографии. Поскольку Зая Пандита Огторгуйн Далай старше по возрасту, начнем с него.

Полное его имя Рабджамба Зая Пандита[1] Огторгуийн Даалай, в тибетской версии Найхамчжамцо, что буквально означает – Небесное/ Космическое  Море. Он родился в 1599 году в семье ойратского князя Баахана пятым сыном.

Ойраты – древний народ западной Монголии[2], сыгравший большую роль в средневековой истории центральной Азии[3]. Монголы и ойраты были близкими этническими образованиями. Их совместный этногенез усилился в начале XIII века, когда в верховьях Енисея войска Чингисхана вошли в тесное соприкосновение с ойратами. Ойраты оказали большое влияние на формирование великой монгольской империи Чингисхана, простиравшейся от Адриатического моря на западе до Тихого океана на востоке. Традиция близких брачных отношений между потомками Чингисхана, чингизидами, и высшей аристократией ойратов сохранялась и на протяжении всей истории династии Юань, которую монголы основали в Китае, покоренном ими под руководством Чингисхана.

К середине XIII века ойратские племена расселяются в Джунгарии – территории, охватывающей нынешнюю западную Монголию, часть внутренней Монголии и большие пространства в центральной и северо-западной части нынешнего Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Б.У. Китинов пишет: «Ойраты и монголы сознавали свое родство, но не тождество. На протяжении всего монгольского и послемонгольского периода, монголоязычные народы определяли состав своего иногда единого, иногда раздробленного государства как … “пять объединений (монголов) и четыре черных (ойратов)”, или… “сорок монголов и четыре ойрата”»[4]. Под «четырьмя» понималось четыре тумена – войсковых единицы и одновременно четыре племени ойратов.

После падения империи Юань в Китае прервалась династия монгольских императоров на китайском престоле. Однако до начала XV века продолжалась война между новой династией в Китае – Мин и остатками монгольской империи, центр которой переместился на север в монгольские степи. При этом вплоть до 1399 года монголы и ойраты продолжали тесные союзнические отношения, но после начались междоусобицы, и ойраты увели свои тумены в Джунгарию.

Историки называют часто период ойратской истории XV–XVI веков «темным». Борьба племенных объединений не позволяет создать единого государства. Но с 20-x годов XVII века хан Хара-Хула, правитель одного из ведущих ойратских родов – чоросов, начинает политику объединения ойратов, которая была продолжена его сыном Эрдени Батур-хунтайджи. Он в 1636 г. провозгласил Джунгарское ханство, а себя – его первым ханом. Во время правления этого хана, в 1640 г., состоялся созыв хурала (съезда) князей 44 западно-монгольских владений Джунгарии, Халхи, Кукунора и Поволжья. На съезде было разработано Уложение («Цааджин бичиг», или «Их Цааз»), регламентирующее практически все стороны жизни ойратов. Есть все основания полагать, что  Зая Пандита принял самое деятельное участие в этом историческом съезде ойратских племен, о чем речь пойдет ниже. Но стремление ойратских правителей объединить племена диктовалось в первую очередь соображениями военно-политического характера, что во многом предопредeлило и краткосрочность существования этого союза (до конца XVII века).

В 1636 г. пала династия Мин под ударами манчжурских войск Нурхаци и Абахая. Провозглашается новая династия Цин, которая вновь главным объектом своей агрессии сделала Монголию. Теперь отношение Пекина к монгольским народам кардинально меняется. Если раньше были обласканы западные племена, ойраты, то теперь ставка делается на восточные монгольские племена. Они используются как орудие борьбы с Джунгарским ханством[5]. В 18 веке разворачивается кровавая драма в Западной Монголии, империя Цинн направляет сюда 400-тысячную армию, которая разворачивает в буквальном смысле геноцид против ойратов. Часть из них переселяются на Волгу. Надо отметить, что перекочевки джунгар на Волгу происходили еще и раньше и Зая Пандита посещал с просветительной миссией волжских ойратов. На Волге ойраты (будущие «калмыки») появляются не позднее 1632 г. Их положение в России было достаточно благоприятным; самой России вхождение калмыков в ее состав принесло неоспоримые выгоды: во-первых, способствовало закреплению территорий Нижнего Поволжья, а во-вторых, Россия получила надежный форпост на юге в лице Калмыцкого ханства. Вот  вкратце тот исторический фон, на котором развивалась деятельность Зая Пандиты и Дзанабадзара.

Наиболее полное изложение биографии Зая Пандита  можно найти в книге его ученика Ратнабхадры «Лунный свет»: История Рабджамбы Зая-пандиты». Эту книгу перевел, дополнил и снабдил обширными комментариями синцзянский исследователь Ш. Норбо, выпустив ее в свет под названием «Зая-Пандита»[6]. К его биографии и наследию обращаются и монгольские исследователи. Книга Ратнабхадры и другие источники позволяют восстановить жизнь и деятельность Зая Пандиты достаточно точно.

Он родился в 1599 году, и в детстве его звали Шара Хабаг (Шар Хаваг). Имя «Зая» – санскритское по происхождению и буквально означает – победоносный, победивший. «Пандита» (пандит) – также слово санскритского происхождения. Так в Тибете и Индии называли тех, кто прошел обучение при буддийских монастырях – дацанах, овладел высшими знаниями и получил ученое звание и тибетское имя.

Дед Зая Пандиты, Заяачи Кунггуй, был широко известен среди ойратов своей ученостью и прозорливостью.

Детство и юность Зая Пандиты приходятся на то время, когда буддизм стал широко проникать в ойратскую среду. Цепь любопытных событий приводит будущего просветителя в Тибет. Один из влиятельных ханов ойратов Байбагас-Баатур глубоко уверовал в буддийские идеи и решил посвятить себя духовному пути. Его сподвижники, высокопоставленные князья, воспротивились этому и предложили взамен посвятить в ученики – банди – своих сыновей. Это была значительная группа юношей – 32 человека, к которым были приданы для услужения и для принятия духовного звания еще 200 сыновей простолюдинов. В 1617 году они прибывают в столицу Тибета – Лхасу. Зая Пандита был выделен из этой группы и направлен в качестве прислужника к главному чиновнику, занимавшемуся делами государственного управления при тибетском царе – дибе, а затем поступил на учение в монастырь Чжу. С первых дней пребывания в Тибете он обратил на себя внимание своими успехами. В монастыре он обучался по системе, которую можно сравнить со средневековыми европейскими университетами, и за десять (вместо тринадцати) лет закончил философско-богословский факультет, где приобрел глубокие знания. Его завершение для ученика знаменовалось получением звания после долгого публичного экзамена перед старшими мудрыми ламами. Зая Пандита блестяще сдал его, ни разу не ошибившись, чем сразу же приобрел известность в ученых кругах Тибета. После этого испытания ему было присвоено звание рабджамбы, ученой степени монахов, изучивших высшую буддийскую догматику. Одновременно это может пониматься как титул, означающий «превосходный», «выделившийся среди других», «отличный».

Дальнейшая судьба Зая Пандиты связана с факультетом символики монастыря Агба. Год 1638-й стал решающим в его жизни. По повелению трех верховных владык Тибета, представляющих как светскую, так и религиозную власть (сам этот факт говорит об известности нового буддийского философа), он был направлен на свою родину с наставлениями просвещать монголов и ойратов.

Конечно, наибольший вклад Зая Пандита внес в религиозную жизнь Монголии, но не только в нее а и в политическую жизнь. Этому способствовала сама историческая ситуация, когда наиболее прогрессивные деятели монгольских народов отчетливо ощущали опасность разъединения перед лицом китайской экспансии и предпринимали постоянные попытки преодолеть междоусобную вражду. Принимал в этом участие и Зая Пандита. Так, легко угадать его участие в разработке уже упомянутого Уложения, принятого в 1640 году на съезде монгольских князей. Об этом говорят и миролюбивый объединительный характер документа, и опора на традиционные буддийские ценности. Весной 1641 года Зая Пандита по приглашению влиятельных князей Халхи совершает длительные поездки, главной целью которых было разъяснение основных положений Великого уложения. Кроме Западной Монголии, он посещает с той же целью и волжских ойратов; отправляется и в Тибет, где, кроме выполнения определенной религиозной миссии, делится с владыками Тибета своим представлением о современной ему ситуации и основных проблемах, встающих на пути объединения монгольских народов. Его неустанная миролюбивая политика приносит плоды: до той поры, пока билось сердце подвижника, до 1660 года, в Монголии хотя и были ссоры между князьями, но не было междоусобиц.

Ко времени, когда развернулась миссионерская работа Зая Пандиты, в среде ойратов бытовали буддийские представления, проникшие в Монголию несколькими веками ранее и смешавшиеся с местными шаманистскими культами. Этому способствовала веротерпимость буддизма. В жизнеописании Зая Пандиты его религиозная деятельность описывается в трех направлениях – борьба с шаманистскими культами; создание Большого Ойратского монастыря – «Их хурээ»; перевод и комментирование основных философско-религиозных буддийских трактатов.

Глубокая образованность Зая Пандиты, мощный ум и преданность духовным основам буддизма помогли ему отсечь ненужные наслоения и искажения, очистить ядро буддийских ценностей. Авторитет его рос буквально на глазах. Многие влиятельные князья боролись за право принять у себя Зая Пандиту. В свою очередь, он стремился использовать это положение и не только добивался значительных пожертвований на просветительную деятельность, но привлекал все новых и новых учеников в свой монастырь, из которого многие затем отправлялись продолжать свое обучение в Тибет.

Особо стоит остановиться на деятельности Большого Ойратского монастыря. Как и в других культурных регионах средневековья, монастыри в Монголии были центрами просвещения и духовно-культурной жизни. Зая Пандита создает, применяясь к кочевому строю ойратов, передвижные монастыри. Это были храмы на кибитках, которые следовали за своими кочующими прихожанами. Из «Жизнеописания Зая Пандиты» видно, что им были созданы два основных кочующих монастыря – Большой, «Их Хурээ», и Малый, «Бага Хурээ». Большой служил резиденцией Зая Пандиты, где он вел прием. Его монахи и послушники проповедовали, занимались переводами, поддерживали отношения с Тибетом и отправляли туда паломников и ученых-книжников за новой литературой. О масштабах деятельности Их Хурээ говорит тот факт, что в период своего расцвета при Зая Пандите в нем насчитывалось до нескольких тысяч священнослужителей. При монастыре действовала не только мастерская по переписке священных книг, но и ксилографическая мастерская.

Можно смело сказать, что монастырь внес громадный вклад в дело просвещения ойратских племен. В его стенах выросли такие религиозные мыслители, проповедники, педагоги, поэты, ученые, как Раднабадраа, Ачит цорж, Эрх цорж, Хэлмэрч Нанс, Цултэмжамц, Ванжилжамц, Тарсан банди, Бандида цорж, Уран Хонжин и другие.

Кроме своих монастырей, Зая Пандита стремился разместить как можно больше мальчиков в крупных религиозных центрах Тибета. Так, во время своего посещения Лхасы в 1650 году он привез с собой 250 мальчиков, которые заботливо были устроены в монастыри и затем стали активными проповедниками буддийского вероучения у себя на родине. Хотелось бы отметить, что среди этой группы был и будущий борец против цинской агрессии, смелый хан Голдан-бошукту, которому сейчас в центре Западной Монголии, г. Ховде, был недавно поставлен прекрасный памятник. Отмечено также проникновение монгольских буддийских проповедников на территорию российского Горного Алтая в XVII веке.

Кроме кочевого монастыря, существовали и стационарные. Вблизи нынешнего Усть-Каменогорска действовал буддийский центр, который, по свидетельствам, был также освящен Зая Пандитой. О широком распространении буддизма в среде ойратов в XVII веке говорит факт значительных церковных пожертвований. Известно, что Зая Пандита передает громадный вклад в 110 тысяч ланов – серебряных слитков – в монастыри Тибета, отсюда легко предположить, что были и значительные пожертвования в пользу ойратских монастырей. Этот духовный импульс, заложенный Зая Пандитой, не угас и ныне. После долгих лет гонений на буддизм в Монголии с 90-х годов прошлого века возрождаются буддийские монастыри и храмы, а в центральном музее Ховда, в Западной Монголии, и в университетском музее выделены специальные разделы экспозиции, посвященные Зая Пандите; современные художники пишут о нем картины, поэты слагают стихи.

Но прямой религиозно-миссионерской деятельностью не исчерпывается вклад Зая Пандиты в культуру Центральной Азии. Ему принадлежит более 170 переводов и собственных сочинений. В них входят труды по вопросам буддийской этики, космогонии и метафизики, разного рода комментарии к священным текстам, сборники легенд. В списке его переводов – классические канонические буддийские тексты – Алмазная сутра, Символ Веры, Сущность Мудрости, Ямантака, Аюшии, работы по астрологии, наставления, исторические тексты. Жизнеописание просветителя сохранило следующий красноречивый итог его трудов, подведенный самим просветителем. Один влиятельный хан попросил перевести для него и его супруги «Историю Падмасамбхавы» – основателя одного из влиятельных направлений в тибетском буддизме. Уже одна эта просьба говорит об интересе к серьезным буддистским текстам, по крайней мере, верхушки общества, в чем немалая заслуга Зая Пандиты. «[На их просьбу] (Зая-Пандита) ответил: “Если вы пожела­ете изучить вопросы принятия и отвержения [бытия], то я уже перевел много [книг] по вопросам принятия и отвержения [бытия], в том числе «Боди Мор», «Пачой» и другие. Если вы хотите изучить жизнеописания святых мужей буддизма… то я уже перевел множество книг [о них], в том числе «Историю Будды», «Бучой». «Историю Миларайбы» и др. Если вы желаете изучить способы самосовершенствования, то я уже перевел много больших и малых сочинений о способах самосовершенствования, таких, как… [«Тайное (тантрическое) учение»], [«Ямантака, четыре догшида»] и др. Если вы желаете узнать об установлении мировых периодов (калп), о явлении Будды и о проповеди им Учения, о временах [правле­ния] царей и прочих предметах, то я уже перевел много [сочи­нений], таких, как… [«Происхождение Уче­ния»], [«Сокровищница необхо­димо нужных слов»] и др. Если вы желаете прочитать в пере­воде священные речения Будды, то я уже перевел много боль­ших и малых речений, таких, как [«Сутра», содержащая в себе восемь тысяч шлок»], [«Золотой блеск»], [«Великий ос­вободитель»], [«Панчаракша»] и др.” [Затем Зая-пандита] как бы в шутку добавил: “[К тому же] поскольку я, во-первых, болен, а во-вторых, я уже в преклонных летах и близок час моей смерти, то предамся-ка я [молитвам и] меди­тации. Не мучайте старого человека”».[7]

Кроме этого, Зая Пандитой была разработана новая форма письменности, которая не исчезла и по сию пору среди монгольских народов, являясь безусловной духовной скрепой между их потомками, ойратами, живущими в России на Волге, в Западной Монголии и в Китае. К созданию своей системы Зая Пандита приступил в 1648 году во время зимовки в ставке хана Аблай-тайджи. По его просьбе и по просьбе влиятельного Баатур-хунтайджи он разрабатывает новый алфавит, получивший название «Ясные буквы» (или «Ясная письменность»). Свое название эта письменность получила в связи с тем, что, хотя Зая Пандита взял за основу прежний, уйгуро-монгольский алфавит, но устранил многозначность букв и максимально приблизил письменный язык к разговорному. Кроме того, он работал над точностью передачи гласных, над различием в написании глухих и звонких согласных и т.д. «Ясная письменность» стала мощным стимулом развития литературного языка, существенно облегчила переводческую деятельность, открыла для ойратов океан буддийской мудрости. Они оказались вовлеченными в мировой культурный процесс; для кочевников стали доступны труды по философии, основам религии, медицинские и исторические трактаты. Можно смело связывать рост числа монастырей, развитие изобразительного искусства, книгопечатания, оживление литературной деятельности в XVII веке именно с фактом создания новой письменности. Сам «всемилостивейший мудрец и блаженный Зая», как его именуют в буддийской среде ойратов, был, помимо всего прочего, и прекрасным поэтом. Каждое свое сочинение и перевод он снабжал мелодичным завершающим стихом, в котором как бы резюмировал суть трактата.

Умирает Зая Пандита в 1662 г  по дороге в Тибет.  И  в это же время начинается  полномасштабная деятельность другого просветителя Дзанабадзара.

Его полное имя, с которым он вошел в историю, Джецун Дамба Хутухту Ундур Геген Дзанабадзар   (Занабадзар)  (1635-1724). Он происходил из княжеского рода крупнейших феодалов Халхи Монголии, который восходил к Чинсгисхану. Дзанабадзар был наделен многими замечательными качествами – был политическим деятелем и старался объединить Монголию и остановить междоусобные войны западных и халхинских феодалов. Фактически с него начинается особая линия правления, сочетающая религиозную и светскую власть, так называемая власть богдо-гегенов, прерванная только после революции. Он был крупным религиозным мыслителем, и в разных источниках называется свыше 120 приписываемых ему трактатов по многим вопросам, начиная с  буддийской метафизики и заканчивая вопросами жизнеустройства монастырей и простых общинников. Кроме того, он был талантливым художником, и по сути дела создал школу буддийской бронзовой скульптуры. Ему приписывают проекты нескольких монастырей и яркие религиозно- поэтические произведения.

Жизнь и творчество Дзанабадзара еще недостаточно освещена в отечественной научно-искусствоведческой литературе. Кроме кратких Интернет-описаний можно назвать две книги монгольского художника и искусствоведа Н. Цултэма, где рассматривается его творчество[8]. Основательные исследования по Дзанабадзару и его школе ведутся в Монголии. Постараемся кратко представить его биографию и тот вклад, который он вносит в духовную, художественную и государственную жизнь своей Родины.

Само имя его исполнено глубокого смысла. Дзана – первая часть слова восходит к санскритскому слову «дхьяна» мудрость, достигаемая в  медитативном опыте, а «Бадзар» –  «важдра» — молния. Соответственно,  имя может переводится как «Просветлённая мудрость» или «Мудрость, обретённая в озарении». [9]

Бережно сохраняемая устная традиция о первом Богдо-Гегене Монголии рассказывает о многих чудесных событиях, которые с первых лет сопровождали Дзанабадзара. Он рано научился читать, почти в 3 года, и, что самое удивительное, сразу овладел тибетским языком. В год его рождения из жизни уходит выдающийся лама Джаван Тараната Гунданьямбо Богдо Джецун Дамбы, и способности ребенка, а также  другие знаки указывают ламам на то, что произошла реинкарнация, и перед ними не просто второй сын Тушите хана, а хубилган-перерожденец. Дальше следует цепь ярких событий: в возрасте 5 лет он занимает важнейший религиозный пост, в 13 лет строит первый храм, а дальше следует особая миссия в Тибет, где и духовный правитель Тибета Делай-Лама, и глава государства Панчен-Лама удостаивают его особым вниманием и отмечают его среди всех учеников. Метафизическая традиция цепи перерождений возводит линию, к которой принадлежит Дзанабадзар, к 500 первым пандитам, современникам и первым ученикам и последователям Будды Гаутамы. Обучение в Лхасе проходит весьма успешно, и Дзанабадзар стремится остаться на факультетах буддийских монастырей, но следует приказ Владык Тибета вернутся ему на Родину и поднять выше буддийское вероучение.

Духовный авторитет и знания  Дзанабадзара были столь велики, что он сразу становится духовным лидером Монголии. Это признают как простые люди, так и китайский император. Есть легенда, по которой, проверяя прозорливость Дзанабадзара, император повелел положить на его сидение том Священного Гонджура. Коснувшись его, Дзанабадзар садится на сидение. Император указывает на то, что он святотатственно сел на том Гонджура, на что Дзанабадзар показал ему том с пустыми страницами.

Как и Зая Пандита, он стремится всеми силами удержать амбициозных князей от раскола страны. Участвует в различных съездах, силой своего авторитета стремится остановить насилие. Известно, что ряд князей прямо высказывались за то, что бы вверить ему свои войска и области. Но кровавое колесо насилия, в основе которого лежали, как правило, лишь амбиции феодалов, было раскручено, и Дзанабадзару пришлось бежать со своими учениками и скрываться от озверевших солдат, разрушающих и оскверняющих святыни и храмы, которые уже были возведены самим просветителем. В этих условиях им принимается сложнейшее решение обратиться  к императору Китая за помощью и фактически войти в состав империи. Ценой потери суверенитета останавливается братоубийственная война, и это можно рассматривать как величайшую драму монгольского народа, но именно в это время и был заложен духовный вектор, который не только вернет свободу Монголии через два с лишним века, но и развернет духовный потенциал народа. Обладая высочайшей прозорливостью, Дзанабадзар тонко почувствовал, что нужно, во-первых, просто спасти от насилия народ, а во-вторых, дать ему покой, уверенность в свои силы, умиротворить и просветить. История блестяще доказала верность идей Дзанабадзара.

Постараемся отметить некоторые шаги, предпринятые им во имя будущего. Известно, что он изучает в Тибете многие науки и искусства. В необразованной истерзанной войной стране нужны были очаги возрождения, и вновь, в который раз, во всемирной истории  ими становятся монастыри. Так было в Европе в Средние века, так было в России на этапе объединения страны вокруг единого центра Москвы. Дзанабадзар не только как духовный лидер закладывает монастыри, но и сам их проектирует. Кроме уже привычной миссии монастыря вести службу, просвещать народ, распространять веру, оказывать помощь страждущим, они своим обликом  вселяли в души людей мир и спокойствие. Каждый, кто путешествовал по Монголии. помнит то захватывающее чувство, когда на горизонте, среди безлесных холмов, на удивительно выразительной по контуру возвышенности возникает в лучах заходящего солнца монастырь-дацан. Торжественность и непоколебимая сила идут от его белых стен, прочных и простых линий храмов. Возведением подобного рода монастырей Дзанабадзар умиротворял округу, успокаивал души людей, вселял надежду. Если теперь к этому еще прибавить и саму обрядовую и мировоззренческую основу буддизма, то понятны становятся те шаги по утверждению мира, братства и любви, что утверждал Дзанабадзар. Это была его  внутренняя задача. Красноречиво об этом говорит и поныне живущая и многократно повторяемая молитва  «Умиротворение времени», в которой он призывает о ниспослании спасения для всех живущих и умиротворении пожара бед человеческих[10].  Создание сети монастырей по стране, выправление монастырской жизни, наставления для простых общинников по самому широкому кругу вопросов: от того как себя следует вести и характера  прически и одежды, — создали широкий культурно-духовный фон.

А дальше следовали более продуманные и профетически верные шаги. Известно, что, как и Зая Пандита, Дзанабадзар создает специальный алфавит – соёмбо. Мысль о том, что это необходимо сделать, возникает у него давно. Известно, что еще будучи в Тибете, он делится своими планами по созданию алфавита для монголов с Далай-Ламой и получает одобрение. Создать алфавит означает поднять уровень культуры. Но для этого нужно было видеть слабые и несовершенные стороны действующего алфавита, возникшего еще во времена Чигисхана, и необходим  был такой письменный строй, который помог бы адекватно передавать для монголов мудрость Тибета, Индии и других стран. Дзанабадзар блестяще с этим справляется. Новая письменность начинает стремительно распространяться  среди учеников Дзанабадзара и по монастырям. На монгольский язык переводятся фундаментальные многостраничные и многотомные буддийские трактаты, такие, как Донжур и Ганджур. Соембо живо и в настоящее время, входит в государственные знаки Монголии. Стоит оценить и высокий художественный дар Дзанабадзара в выработке нового начертания букв. Они просты и имеют в качестве модуля квадрат. Спокойный уверенный строй букв красиво выкладывается на любой поверхности от книжного листа и до поверхности скалы, что можно встретить  в комплексах наскальных рисунков в Монголии. Но кроме красоты и эстетических достоинств, шрифт достаточно прост и легко применим для печатных форм. Дзанабадзар знал, о громадной потребности в книгах в монастырях, знал об опыте ксилографических изданий книг в Тибете и в других странах буддийского мира. С появлением нового алфавита из крупных монастырских  центров к периферии, к новым монастырям потекли живительные струйки буддийской учености и духовности и, что особенно важно, написанные на родном для монголов языке. С каждой книгой, с каждым новым переводом все крепче становился духовный вектор, заложенный Дзанабадзаром.

Но просветитель стремится охватить как можно больше сфер жизни и использовать весь арсенал средств духовного просвещения людей. И тут ему очень пригодилась его высокая художественная одаренность. Скульптуры и иконы–танки, созданные им, поражают своим совершенством. Дзанабадзара называют и Рафаэлем, и Микельанджело Азии. Красота Дхияни-будд, Белой и Зеленой Тары очевидны и вызывают восторг даже у человека, незнакомого с буддийским вероучением и не понимающего смысла буддийских образов и символов; возникает чувство, что перед нами Красота, низведенная с Космических высот. В  художественном музее Улан-батора, носящего имя Дзанабадзара, есть зал, в котором выставлены его главные произведения: Белая Тара, пять Дхияни-будд и другие. Помимо красоты, выразительности и пропорциональности линий, можно обнаружить и то, что проходит сквозной линией через все деяния Дзанабадзара  – высокое духовное спокойствие, отраженное в образах совершенных  Космических Будд, отзывчивость и милосердие (семь всевидящих глаз Тары, возникшей, как известно, из слезы сострадания ко всем живущим Авалокитешвары).

Чтобы ярче представить себе значение этих скульптур, нужно на мгновение представить ту обстановку, в которых они создавались: кровь, насилие, политические интриги, мрак и муть текущей, окружающей Дзанабадзара жизни. Если вглядеться, то можно увидеть, что постаментом для его прекрасных скульптур является лотос, канонический элемент буддийской скульптуры. Но его можно осмыслить и метафорически. Дзанабадзар, как и ойратский Зая Пандита, прекрасно осознавали, что, как из тины болот поднимается к солнцу самый совершенный из цветов, белоснежный лотос, так и заложенные ими на родине  основы просвещения и духовности пробьются и преодолеют все преграды, процветут в будущем. Они многое завещали и Монголии, и всей Евразии, и самый главный среди их заветов: все что способствует просвещению и одухотворению жизни, не погибает ни при каких условиях и даже из бездны может поднять страну, а все, что этому препятствует, обречено.

[1] В монгольском варианте Зая Бандида.

[2] Которые, в свою очередь, имеют в своем составе хошоутов, дербетов, менгатов и др.

[3] Первые письменные свидетельства о них встречаются в трудах персидского историка Рашид-ад-дина (1247-1318). Кроме того, они упоминаются в «Тайной истории монголов», главном летописном источнике о становлении и возвышении монгольского этноса во времена Чингисхана.

[4] Китинов Б.У. Священный Тибет и воинственная степь: буддизм у ойратов (XIII-XVII вв.). – М., 2004. С.54.

[5] которое заметно усиливается во второй половине XVII века при Голдан-Бошокту-хане. Стремясь объединить все монгольские народы, он активно борется за центральную часть Монголии. Халха подчиняется ему в 1688 году, но уже ровно через два года его войска были вытеснены оттуда, а в 1691 году халхасские князья присягнули на верность цинскому императору Сюанье (Канси). 12-13 июня 1696 г. джунгарское войско потерпело полное поражение у Чамдо. После смерти Голдана вся Халха от Алтая до Барги была включена в состав империи Цин.

[6] Норбо Ш. Зая Пандита (Материалы к биографии). – Элиста, 1999. С. 335.

[7] Норбо Ш. Указ.соч. С.86.

[8]  См. Цултэм Н.О. Искусство Монголии. – М.: Изобраз. искусство, 1982 – 232с.; Цултэм Н Выдающийся монгольских скульптор Г. Дзанабадзар.  – Уланбатор:Госиздательство,1982 – 126 с.

[9] См. http://buddhism2.ru/blog/arts/26.html

[10] Цултэм Н Выдающийся монгольских скульптор Г. Дзанабадзар.  – Уланбатор:Госиздательство,1982. – 3 с.