Язык современных СМИ: проблема миромоделирования

Ирина Викторовна Ерофеева,
доктор филологических наук, доцент,
Забайкальский государственный университет
(Чита, Россия), e-mail: irina-jour@yandex.ru

Язык средств массовой информации – живая и динамичная субстанция, особенно чувствительная к новым идеологическим веяниям, духовным переменам и модным тенденциям в той или иной общественной структуре. Именно в языке СМИ, как сквозь прозрачное увеличительное стекло, можно наблюдать обновление и модернизацию традиций, интерпретацию концептуальных моделей национального мировидения относительно конкретного историко-социального бытия общества.

Логосфера СМИ представляет собой многоликий мир слов, включающий все формы вербального мышления. В контексте нашего разговора важно подчеркнуть, что логос – это не только слово, но и мысль, разум, природа, Закон. Категория «логос» в творчестве А. Лосева, В. Соловьёва, П. Флоренского отражала универсальное, божественное откровение мира. Божественные воления, – утверждает православная философия, – являются творческими идеями – логосами вещей («Вначале было слово»).

Человек как «символическое животное» невозможен без языка, с помощью которого он воспринимает и отражает мир. Языковые системы – необходимыe средства освоения деятельности и ментальных процессов. Язык играет главенствующую роль в процессе концептуализации окружающей действительности, демонстрируя определённый способ восприятия и организации мира человеком. Мышление и язык выступают дериватами практической, предметно-познавательной деятельности. В процессе нашего бытия идёт глубокий, осмысленный диалог с миром, в котором язык, по замечанию А. А. Леонтьева, является «важнейшим ориентиром и путеводителем» [9, с. 282]. В этом смысле значения принадлежат не лексемам, а сознанию, которое выражается с помощью языковых систем, а семантика слова есть лишь способ удержания знания и общественного опыта.

Языковые системы, по утверждению А. А. Залевской, «являются средством доступа к единой информационной базе человека – его памяти, где хранятся совокупные продукты переработки перцептивного, когнитивного и аффективного опыта взаимодействия человека с окружающим его миром» [6, с. 238]. Язык обладает чёткой социальной обусловленностью, позиционирует специфику бытия человека в определённом обществе. Структура любого языка – порождение двух факторов: внутреннего (сознание говорящего) и внешнего (культура, в которой был рождён и воспитан носитель языка). «Свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир), – пишет Ю. Д. Апресян, – отчасти универсален, отчасти национально специфичен» [1, с. 350].

Согласно теории лингвистической относительности (гипотеза Э. Сепира и Б. Уорфа), люди видят реальный мир не таким, каков он на самом деле, а таким, каким он предстает сквозь призму национальной языковой системы. Авторы данной гипотезы отождествляют структуры социокода и грамматические структуры языка, обуславливающего различную сегментацию действительности. Каждый конкретный язык не только посвоему неповторимым образом воссоздаёт природу, но и закрепляет самобытное мировоззрение. В. Гумбольдт, называя язык копилкой исторического опыта, пытался реконструировать духовность народа через особенности внутренней формы языка, его грамматики и семантической структуры. В. Вундт считал язык стержнем менталитета народа.

По мнению психолога, язык – одна из форм проявления коллективной воли или народного духа, т. е. системы осознанных и неосознанных психических образов. Д. Н. Овсянико-Куликовский доказал, что ребёнок до усвоения языка не имеет национальных психологических признаков. А. Потебня находил органическое участие национального языка не только в формировании народного мировосприятия, но и в самом развёртывании мысли. Так, немецкая дисциплинированность и организованность вылились в жёсткий синтаксис, наполненный длинными составными словами и абстрактными понятиями. Демократичная американская речь изобилует юмором, шутками и жаргонизмами. Испанский язык, обнажая национальный колорит, демонстрирует обильную эмоциональность, распространённость ласкательных и уменьшительных форм.

Г. Гачев отмечает, что во внешней грамматической структуре речи языка запечатлена логика мышления и взаимодействия людей, способ национального мировосприятия, поэтому «фонетика аналогична национальному Космосу, а грамматика – национальному Логосу» [4, с. 47]. Соответственно полноценное изучение иностранного языка есть уникальная возможность вхождения в другую культуру, это путь приобщения к иным образцам миропостроения и мировидения.

Итак, язык – основа индивидуального и национального бытия, позиционирующая своеобразие физического, духовного и социального в человеке. Язык, будучи способом трансляции национальной модели мира, отражает ментальные особенности восприятия, он способен рассказать об истории, характере, темпераменте, идеологии народа, о специфике национального мироздания. Язык аккумулирует культурные коды, составляющие его когнитивную основу, и, тем самым, обеспечивает доступ к коллективному сознанию, создаёт возможности для построения характерной для конкретного этнокультурного коллектива наивной картины мира.

Языковое сознание формируется значением слов национального языка. Именно в корневой системе кристаллизуется народная философия, которая в благоприятных социально-политических условиях передаётся от поколения к поколению, что даёт возможность лингвистам выделить кумулятивную функция языка, обеспечивающую накопление и сохранение вербализированного опыта духовной и физической жизни нации.
В данном контексте язык аккумулирует аксиологию народа и обеспечивает стабильность существования основных конструктов духовной культуры. В лексико-семантическом слое, в структурных и лексико-фразеологических
связях содержится богатейшая информация о ментальной системе ценностей. Согласно семантическому закону, наиболее важные с аксиологической точки зрения предметы и явления жизни народа получают разнообразную и подробную номинацию [подробнее см.: 8, с. 205]. Именно поэтому в теории информационно-психологической войны формулируется единственный способ уничтожения национальной философии – нейтрализация корневой системы языка как формы генетической памяти языкового коллектива.

Логосфера современных средств массовой информации представляет собой не столько пространство естественного функционирования языка, сколько лабораторию апробирования многочисленных языковых
технологий, за которой стоят корпоративные интересы и политические приоритеты. Современный медиадискурс использует язык в качестве инструмента политической и социальной коммуникации, и нередко именно в подобной роли он служит признаком искажения национальных отношений.

Современный медиатекст – текст креолизованный, состоящий из двух негомогенных частей: вербальной и невербальной коммуникации. В виду специфики восприятия современного потребителя вербальные ресурсы активно оснащаются разнообразными иконическими средствами. Аудитория предпочитает картинку слову и вербальной коммуникации доверяет значительно меньше, чем метакоммуникативным деталям, в том числе цифровой коммуникации. В сложившейся ситуации языковая личность автора медиатекста находится в постоянном творческом поиске, в атмосфере стимуляции вербальных открытий и откровений. Шаблоны и штампы, некогда выступающие обязательным строительным элементом новостных текстов, сегодня становятся нечитабельным материалом – неинтересным, непродаваемым. В результате уровень языкового потенциала варьируется не только относительно формата СМИ (качественные и таблоидные), но и относительно канала коммуникации. Печать («из последних сил») остаётся полем реализации более или менее качественного
продукта. Электронные СМИ, особенно телевидение, предпочитают разговорную, лёгкую и непринуждённую канву медиаобщения. В целом выбор языковых ресурсов в отражении фактов и мнений определяет доминирующую модель мира в информационных потоках отечественных СМИ.

В эпоху рынка средства массовой информации стремятся к реализации, в первую очередь, диалоговых стратегий в общении с аудиторией. Имитация диалога разворачивается в двух направлениях: апелляция к чувствам аудитории и обращение к разуму потребителя массмедиа. Чувственная – сенсорная стратегия занимает больший объём информационного пространства, субъекты которого испытывают горячее стремление любыми способами войти в коммуникацию. Современный метатекст СМИ до предела насыщен фатикой – речью, рассчитанной на активное восприятие. Главным в процессе выстраивания диалога становится получение удовольствия от общения, а не информирование собеседника. Структурно-содержательные элементы жанра репортажа растекаются по
общему тексту СМИ, заполняя собой другие жанры: от новости до очерка и эссе. «Эффект присутствия» перерастает в универсальный закон медиаповествования. Канву медиатекста образуют элементы драматизма, «поток сознания» – личные, непосредственные переживания, вербализированные от первого лица, в настоящем времени, с использованием прямой речи героев, монолога самого журналиста (например, стенд-ап как
обязательный элемент телерепортажа, путевого очерка, журналистского расследования и т. д.) [подробнее см.: 13].

Современный медиатекст базируется на ярком и экспрессивном стиле изложения материала. Многие исследователи констатируют демократизацию речевой культуры: разговорная речь в публичной сфере средств информации поднимается на ранее недоступные ей уровни, завоёвывая языковое пространство не только художественных, но информационных жанров журналистики [12]. Гиперчувственность медиапроизведения провоцирует выбор лексики эмотивной (лингвистическая характеристика слов и предложений, способная вызвать соответствующие эмоции аудитории). Авторы тяготеют к фразам, «доступным бедным» (Зощенко). Известно, что система суггестивных – привлекающих внимания – знаков отличается доходчивостью, простотой и экспрессией. Низовая лексика, жаргонизмы и арготизмы, популярные в СМИ (особенно в многочисленных ток-шоу и реалити-проектах) как нельзя лучше отвечают этим требованиям: «Только купить, а чтобы купить, мне надо денег надыбать. Надыбать бабла негде – работать без документов никто не берет» (АиФ. 2009. 14 января); «Вычислили урода. Белорусские правоохранители вышли на след предполагаемого террориста» (АиФ. 2011. 12 апреля); «Нужны герои, а не дебилы» (АиФ. 2011. 6 апреля); «Сербский облом» (Аргументы Недели. 2012. 28 апреля); «Быдла в России больше» (Комсомольская Правда. 2012. 7 февраля); «Шваль вместо элиты» (Комсомольская Правда. 2012. 15 января); «Вперед за славой и баблом» (Комсомольская Правда. 2012. 3 февраля); «Нет дыма без бабла» (АиФ. 2010. 29 сентября); «Свиньи и придурки мировой экономики» (Комсомольская Правда. 2010. 16 февраля); «Респект и уважуха на Винзаводе» (Независимая газета. 2012. 5 января).

Языковая эпатажность перерастает в модный тренд. Несмотря на то, что в пространстве СМИ мы всё реже наблюдаем представителей средних и бедных слоев общества и все чаще особую, «элитарную» публику, речевой реестр логосферы опускается все ниже. «Эстетика без-образного» (С. Кара-Мурза) определяет содержательно-языковой потенциал достаточно объёмного пласта СМИ, срабатывает парадокс псевдоцивилизационного развития, отмеченный Ю. М. Лотманом: «…чем отдалённее по своей природе та или иная область от сферы культуры, тем больше прикладывается усилий для того, чтобы её в эту сферу ввести» [10, с. 207]. Так, начиная с постперестроечного периода криминальная медиатопика прочно вписывается в информационный контент. Как результат, в дискурсе СМИ наблюдается легализация речевой агрессии, под которой подразумевается специфическая форма речевого поведения, мотивированная агрессивным состоянием говорящего. Лексика общего медиатекста наполнена деструктивной экспрессией, использование которой реализовывает, как минимум, две цели: привлечение внимания потребителя (ненаправленная агрессия) и дискредитация политического или коммерческого противника (направленная агрессия).

При любом из указанных вариантов акцентуация внимания биологически гарантирована в виду стимуляции агрессивного инстинкта человека: «Что делать, если у Вас строптивая жена? Бить! (КП. 2008. 18 декабря); «Бей своих, чтобы чужие боялись» (АН. 2008. 24 июля); «Бей первым, Федя!» (Комсомольская Правда. 2011. 28 июня);
«Если сын остолоп, бей учителя в лоб?» (Комсомольская Правда. 2010. 24 мая); «От оргазма до убийства» (Известия. 2009. 29 января); «Пьяного лихача задержали с третьего выстрела» (Известия. 2009. 23 января); «Эштон Катчер изменил Деми Мур и совершил насилие» (АиФ. 2011. 29 сентября); «В Кущевке снова произошло жестокое убийство фермера» (АиФ. 2012. 5 февраля) и т. д. Вербальная агрессия может быть выражена в открытом призыве адресата к агрессивным действиям (бей, наказать, надо бы повесить), а также в скрытой форме, способствующей актуализации агрессивного состояния (описание убийства, насилия и т. д.) [подробнее см.: 3].

Эмотивное содержание логосферы поддерживается также за счёт системы образов, активно представленных в пространстве СМИ. Известно, что «масса думает образами» (З. Фрейд), следовательно, эффективный диалог  возможен в системе образных координат. Сила образа заключена в его многогранности – способности передавать
больше чем одну мысль, выстраивать порой параллельные коммуникативные связи с разным адресатом. Удачно сконструированный образ рождает мощный психоэстетический фон. Имплицитно отражая вкус автора, он
способен пробуждать внимание аудитории, вовлекать её в активное взаимодействие, вызывать некую ответную реакцию на образный стержень медиатекста: «Театр – это диагноз» (Экстра. 2011. 23 марта); «Тысячеголовая гидра государственной бюрократии, сколько ей не пытаются отрубать лишние головы, воспроизводит саму себя в кратном размере. Она появляется, словно из булгаковских яиц, перепутанных кем-то и где-то в государственной лаборатории по реформе власти» (Эффект. 2008. 19 ноября).

Главным ментальным рычагом в процессе создания образа является ассоциативное мышление автора, способное продуцировать метафоры (связь предметов и объектов по сходству), метонимии (связь по смежности), сравнения и др. тропы. Ассоциативное мышление подразумевает такую связь между психическими явлениями (переживаниями, образами, мыслями), при которой актуализация одного из них вызывает и актуализацию другого.

Склонность к ассоциациям – имманентный принцип сознания (одним из первых авторов, считавших ассоциации внутренней причиной возникновения психических феноменов, был Аристотель). Новые представления и знания вводятся и удерживаются посредством связи – ассоциации с уже ранее закреплёнными в картине мира человека.
Поэтому смысловая сфера связи между объектами и явлениями демонстрирует как личный опыт субъекта, так и его национальную культуру.

Творчество автора медиатекста по существу есть ассоциативное действие (Артур Кестлер), способное окружать описываемые предметы и явления приятными и неприятными ассоциациями. Ввиду специфики восприятия Homo Sapiens именно последний тип ассоциаций является наиболее привлекательным для аудитории и востребованным со стороны коммуникатора: «Парус смерти» (Экстра. 2012. 8 февраля) – о гибели девочки в летнем лагере; «Клетка для цветов жизни… Истории детских смертей и бед шокируют своей жестокостью…» (Эффект. 2012. 11 января); «Безмозглая Россия (АиФ. 2012. 25 апреля); «Сваренная морковка Саркази» (Комсомольская Правда. 2012. 23 апреля); «Ксения Собчак: Сладкий лох – главное украшение наших светских ландшафтов» (КП. 2010. 5 июня) и т. д. Тем не менее, обогащённые разноцветной семантикой образы обретают дыхание истинной жизни, мозаичный колорит которой может помочь воспринимающему медиатекст лучше понять представленную проблему или ситуацию.

В процессе кристаллизации ассоциативного ряда происходит перенос положительных или отрицательных эмоций с одного объекта на другой, рождённый коннотативно ёмкий образ не столько убеждает, сколько обольщает: он не требует сухих рациональных усилий, он располагает к эмоционально насыщенному созерцанию. Так, в дискурсе массмедиа активно используются вербальные средства сенсорного и интерсенсорного воздействия, инициирующие определённые запахи, звуки, вкусовые и кинеститеческие ощущения. Особенно ярко данный процесс с использованием метафор и метонимий (переноса/ смежности) протекает в рекламе: «Мой шёлковый шоколад» (Dove); «Трогательная забота Фенистил»; «Наслаждайся ощущением атласной кожи день за днем» (Гарньер); «Naturella. Почувствуй заботу природы»; «Вкус страсти сладкий и сочный» (Orbit); «Ambi pur воздушный. Дышите свежим воздухом»; «Редкий случай, когда радио можно увидеть» («Эхо Москвы») и др.

В эпоху рынка медиаобразы иногда перерастают в гаджеты – «ненужная, но украшающая и радующая безделушка» – в обобщённое отражение реалий, в живое, наглядное представление лиц и событий, которые вряд ли являются достойным информационным поводом, обогащающим картину мира аудитории: «Звездный зверинец! (как звезды балуют своих питомцев) (Экстра. 2011, 26 октября); «Мечта детства. Анфиса Чехова призналась, что хочет быть дочерью Джигарханяна» (Комсомольская правда. 2012. 5 мая).

Второй уровень диалоговых взаимоотношений СМИ с аудиторией протекает в сфере апелляции к интеллекту / сознанию человека. Медиаобщение является не просто процессом обмена информацией, это акт её осмысливания, формирования новых интерпретаций, усвоения новых смыслов. Сущность современной коммуникации заключена в её текстогенности – текстопорождении и трансляции, «ведущих к образованию и функционированию новых типов носителей и генераторов информации во всех сферах жизнедеятельности» [14, с. 32]. Генерирование информации в рамках одного медиатекста, апелляция к фоновым знаниям и высокая речевая компетентность участников общения провоцируют рождение всё новых и новых текстов. В публичной коммуникации идёт активный поиск неизведанного, которое рождается в диалоге со старым. Одни и те же события, явления и артефакты наполняют информационное пространство. Борьба между структурами СМИ разворачивается не только за возможность первого освещения, но и за первоначальную интерпретацию. Интертекстуальность и прецедентность, цитатное письмо демонстрируют доминирующую тенденцию массмедиа эпохи постмодерна [подробнее см.: 5].

В современном медиапроизведении возрастает роль приёма в обработке информации. Профессионально написанный текст изобилует технологиями привлечения внимания и воздействия на психику потребителя: правила создания заголовка, длина предложений, определённый лексический состав, искусный монтаж текста и др. Основная функция слова – суггесторная. Нельзя не учитывать тот факт, что в информационном обществе слово становится основным инструментом власти, выражая симптомы отношений господства и подавления. В эпоху информационных войн в сферу целевых установок логосферы СМИ включена задача воздействия не только на сознание, но и на бессознательное коммуниканта, в результате информационные потоки всё более кодируются и усложняются дополнительным технологическим инструментарием.

Одним из эффективных средств языкового воздействия, способного навязать общественному мнению определенную интерпретацию происходящих событий, являются медиа-цитаты («звуковые цитаты»). В научном дискурсе США данный приём получил название «идея дня», в период существования фашисткой Германии эту же технологию именовали «лозунг недели». Удачно сформулированные и подобранные медиа-цитаты выполняют ведущую идеологическую роль в тексте, переходят в заголовки газет и оседают в памяти людей: «процесс пошёл»; «политический пенсионер» (Лужков о Черномырдине); «хотели как лучше, а вышло как всегда»; «мочить в сортире»; «жить стало лучше – жить стало веселее» и др.

Один из основных законов конструирования медиапроизведения – «правило упрощения» – позволяет быть тексту прозрачным и адекватным потребностям среднестатистического потребителя, который, как правило, стремится избежать когнитивно – сложных ситуаций. Данный тезис был обоснован известным ученым У. Липпманом в 20-е г. прошлого века. Современная журналистика, согласно «правилу упрощения», декларирует жёсткие содержательно-стилистические ограничения в создании произведения (длина слов, глубина высказывания и др.), которые бы соответствовали коэффициенту интеллекта ниже среднего (А. Моль). Практически беспроигрышным вариантом в подобных условиях текстообразования становится медиатопика примитивного (биологического) человеческого фактора. Обилие информации с сексуальным и агрессивным контекстом порождает «эффект бабочки» – возможность малым, экспрессивным воздействием нарушить устойчивость культурной системы.

В процессе упрощения национальные ценности стандартизируются и приближаются к крайней точке пустоты. Но одна из ключевых проблем логосферы СМИ – обилие лексики с отсутствием исконно русских корней, аккумулирующих национальную аксиологию. Данная тенденция расширения нормативных границ языка массовой коммуникации получила название «американизация языка СМИ» [16, с. 22]. С. Кара-Мурза называет слова, лишённые русского корня, – амёбами [7, с. 85]. Амёбные формы (киллер, ваучер, электорат, дайджест, транш, бартер, модем, маркет, бестселлер, тренд и  др.), привлекая внимание русского человека своей необычностью, не вызывают осознанной реакции.

Мы уже отмечали, что язык является познавательным механизмом, а также когнитивным инструментом, в котором закреплены результаты ментальной деятельности и основные коды культуры. Но природа языка такова, что он способен не только транслировать исконные идеи, но и в определённых искусственно созданных условиях навязывать чуждый образ мышления. Исчезновение русского корня не просто обесцвечивает семантико-стилистический запас родной речи, а лишает обозначаемое истинного смысла. Лексема «продажность»        преобразуется в «коррупцию», а «вымогательство» становится «рэкетом». При произнесении словосочетания «наёмный убийца» мы испытываем дрожь и отвращение, а «киллер» в нашем сознании – лишь новая высокооплачиваемая профессия.

Слова-амёбы далеки от реальной национальной жизни, они могут быть использованы в любом контексте, в них нет связи с родным миром, с менталитетом людей, именно данные лексемы составляют тезаурус «текстанаслаждения», они окутывают сознание человека, вызывая чувство потерянности и дискомфорта, «порой доводящее до тоскливости», – пишет Р. Барт [2, с. 471]. Безкорневой язык подрывает логическое мышление, провоцирует аксиологический абсурд, разрушает национальный космос, создаёт выдуманный и расколотый мир. Человеку не на что опереться, если в его тезаурусе преобладают слова без корней. Талантливый на образные определения М. Мамардашвили называл доминирование иноязычных лексем «раковой редукцией, мёртвой петлей языка, языковой имитацией сознания, опытом безъязычья» [11, с. 328]. В этом языковом эксперименте, в котором голова (семантика слова – означаемое) и туловище (форма слова – означающее) находятся в разных мирах, даже трагедии нет. Точнее она не ощутима, не понята и обречена на массовую неосознанность. Язык с исходной корневой системой есть реальная духовная сила, которая формирует культуру народа. Конструируя национальную картину мира, язык хранит духовный опыт нации, именно поэтому его семантическое нивелирование в медиатексте есть нейтрализация национальной философии. В эпоху глобальной информационно-психологической войны супердержавы тратят невероятные суммы на создание эффективных языковых технологий, трансформирующих культурное ядро нации. И данный факт не может не учитывать страна,
которая заботится о будущем своего народа.

В последнее время в России появились справедливые законодательные акты в области речеупотребления. Но проблема, увы, не исчерпана. Ещё со школьной скамьи в нашей памяти запечатлеваются строки: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, ты один мне поддержка и опора…», «Слов гнило да не исходит из уст ваших», «Нам не дано предугадать как слово наше отзовется»… Известная классика в современной ситуации духовного медиаплюрализма, воплощённого в слове, звучит, как некогда ранее, актуально.

Итак, современный медиатекст демонстрирует активные поиски различных языковых моделей, способных оживить ткань текста, сделать её востребованной со стороны целевой аудитории. Данная активность открывает широкие аксиологические, культурные, риторические, когнитивно-семантические связи, объективируемые в тексте. Бытующие представления субъектов массмедиа о средствах вербализиции модели мира, а также
её ключевых конструктах достаточно плюралистичны. Публицистический стиль перестал быть чистым пространством логосферы СМИ, он многогранен и эклектичен, состоит из разных пластов языковой культуры, различных технологических баз. Автор медиатекста поставлен в сложную ситуацию выбора, которая непосредственно позиционирует его профессиональный статус – умение владеть правилами интерпретации мира с помощью тех или иных языковых ресурсов. Профессионализм коммуникатора должен способствовать сохранению культуры, текстовому развёртыванию конструктов национального мировидения, именно талант профессионала способен оживлять то, что помогает познать самих себя и искренне восхититься своей самобытностью.

Список литературы
1. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. М. : Школа «Языки русской культуры», 1995. Т 2. 767 с.
2. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М. : Прогресс, 1989. 615 с.
3. Виноградова С. М., Мельник Г. С. Психологические последствия демонстрации сцен насилия на телевидении // Вестник Санкт-Петербургского университета.
Серия 12: Психология. Социология. Педагогика. 2009. № 4. С. 194–204.
4. Гачев Г. Д. Национальные образы мира : курс лекций. М. : АCАDЕМIА, 1998.
430 с.
5. Ерофеева И. В. Современный медиатекст в когнитивных пространствах
«творчества» и «креатива»: аксиология конфликта // Учёные записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н. Г. Чернышевского. Серия Филология, история, востоковедение. 2012/ 2 (43). С. 228–233.
6. Залевская А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст. Избранные труды. М. : Гнозис, 2005. 543 с.
7. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М. : Алгоритм, 2000. 736 c.
8. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград : Перемена, 2002. 477 с.
9. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М. : Смысл, 1999. 287 с.
10. Лотман Ю. М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров.
СПб. : Искусство-СПб, 2000. 704 с.
11. Мамардашвили М. К. Мой опыт нетипичен. СПб. : Азбука, 2000. 400 c.
12. Ржанова С. А. Речевая культура как феномен массовой коммуникации
«переходного периода» : автореф. дис. … д-ра культурологии. Саранск, 2006. 38
с.41
13. Шестёркина Л. П. Медиатекст в условиях конвергенции университетских
СМИ (на материале экспериментальной площадки ТРК ЮУРГУ-ТВ // Вестник
Санкт-Петербургского университета. Серия 9: Филология. Востоковедение. Журналистика. 2010. № 3. С. 260–268.
14. Шилина М. Г. Мифы интернета: техногенность VS текстогенность // Миф и
мифотворчество в междисциплинарной научной парадигме : материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием / под ред.
А. Д. Кривоносова. СПб. : Изд-во СПбГУЭФ, 2012. С. 32–35.
15. Язык мой… Проблема этнической и религиозной нетерпимости в российских СМИ: Центр экстремальной журналистики. URL: http://www.gumer.info/bibliotek
(дата обращения : 12.12.2011).
16. Язык средств массовой информации / под ред. М. Н. Володиной. М. : Академический проект ; Альма Матер, 2008. 760 с.