Иванов А.В. Памятник Ивану грозному в Орле: исторические комментарии

0
686

Для тех, кто интересуется историей ― и не просто историей, а ее связью с настоящим временем ― рекомендуем еще одну статью нашего коллеги профессора А.В. Иванова. Она была написана еще в 2016 году по поводу установки памятника Ивану Грозному в Орле. Вроде бы, сугубо частный факт, интересующий в основном орловчан, на самом деле наводит на многие размышления.

 

Кто противится власти — противится Богу,

кто противится Богу, тот именуется отступником,

а это наихудшее из согрешений.

А ведь сказано это обо всякой власти,

даже о власти, добытой кровью и войнами.

Из письма Ивана Грозного князю Андрею Курбскому

 

В 2016 году власть все-таки установила в городе Орле памятник Ивану Грозному. Здесь более всего удручила поддержка темнейшей фигуры отечественной истории со стороны многих деятелей церкви, художественной культуры, науки, армии, тысяч вроде бы патриотически настроенных людей. Что это, как не свидетельство исторического невежества и идейного хаоса в головах?

Например, при обсуждении подобных вопросов надо было бы хоть кому-то вспомнить такой исторический факт. Система обороны южных границ российского государства, в которую входил и город Орел, была продумана и воплощена в жизнь при самом деятельном участии блестящего русского полководца и безупречно честного человека, подлинного державника, Михаила Воротынского. Он – автор первого русского устава пограничной (сторожевой) службы, один из героев победного казанского похода и победитель ногайского хана Девлет-Гирея в знаменитой битве при Молоди в 1572 году. И что же? Через год после триумфа воевода на основании ложного доноса был подвергнут пыткам, причем, в них царь Иван принимал самое деятельное личное участие – выдирал у воеводы волосы из бороды и подсыпал под бока раскаленные угли. В результате Воротынский умер по дороге в тюрьму. Уж если и ставить кому-то персональный воинский памятник в Орле – так это славному русскому воеводе и страстотерпцу.

Военным людям даже как-то даже неудобно напоминать и о таких общеизвестных фактах, что царь Иван лично был трусом, а как полководец — бездарен. Вместо того, чтобы после победы над Казанским ханством сосредоточить усилия по ликвидации изрядно ослабленного ханства Крымского и тем самым обезопасить южные рубежи России (это ему советовали и тот же Михаил Воротынский, и Андрей Курбский, и Алексей Адашев), он предпочел ввязаться в Ливонскую войну. Соответственно, казакам, участвовавшим в открытии памятника, необходимо напомнить, что в ногайском пленении тысяч и тысяч их предков на территории так называемого Дикого поля в 16-18-ом веках – во многом снова виноват упрямый и своевольный царь Иван, упустивший выгодный исторический момент для сокрушения заклятого врага. В конце концов, Ливонская война была Иваном Грозным проиграна, и московское царство потеряло обширные земли на северо-западе. Причинами поражения стали недееспособность опричных войск, которые были хороши только в грабежах и насилиях над мирным населением (недаром народ называл опричников «кромешниками»), и повальные репрессии против военачальников, которых царь объявлял главными виновниками неудач. Одним из немногих, избежавших смерти, был отъехавший в Литву князь Андрей Курбский, который вместе с первопечатником Иваном Федоровым, знаменитым бывшим настоятелем Троице-Сергиевой Лавры старцем Артемием, князем К.К. Острожским и другими носителями духа русского нестяжательства, спасавшимися от кровавой тирании царя, сумел в конце 60-ых годов 16-го века организовать мощное идейное сопротивление католической экспансии иезуитов.

О князе Курбском, выдающемся полководце и деятельном члене Избранной рады, обеспечившей успехи первого периода царствования царя Ивана, следует сказать особо. Наши «державники» любят подчеркивать патриотизм Ивана Грозного на фоне предательства князя, бросившего семью и бежавшего от неминуемой смерти в стан врага – к полякам.

Однако нашим как-то быстро расплодившимся «государственникам» полезно знать, что истинная борьба за русскую культуру и веру против католической экспансии разворачивалась в то время не при дворе царя Ивана, где было засилье трусливых и заискивающих перед властью иосифлян – последователей «певца» неограниченной царской власти Иосифа Волоцкого, а на западе Руси. Именно там наследники нестяжательских традиций Нила Сорского и Максима Грека продолжили дело бескорыстного служения Богу, социальной правде, свободомыслию и просвещению собственной страны.

Так, именно на западе Руси буквально в течение нескольких лет благодаря энергичным усилиям и крупным денежным вкладам Курбского была организована доставка с Востока оригиналов греческих отцов Церкви, а также их качественный перевод на русский язык. Удалось перевести Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина и др. Перевод Иоанна Дамаскина сделал сам Курбский, которому переводческую деятельность завещал его учитель, великий русский святой Максим Грек. Сам Курбский на старости лет изучил латинский язык, чтобы знать позицию оппонентов в оригинале! Мало того, наряду с систематически организованной переводческой деятельностью и полемикой с иезуитами при непосредственном участии и идейном водительстве Курбского была создана первая национальная православная школа кн. К.К. Острожского. В западных русских землях удалось сделать то, что не могло быть исполнено в задавленной тиранией Ивана Грозного центральной России, хотя подобная идея была провозглашена еще в положениях знаменитого Стоглавого Собора 1551 года.

Были свои домашние православные школы у самого Андрея Курбского в Ковеле и у Артемия в Слуцке при дворе князя Слуцкого. Впоследствии из этих первых западно-русских православных школ и ученых братств, хранящих дух нестяжательства, через несколько десятилетий вырастет знаменитая Киево-Могилянская духовная академия, призванная, в свою очередь, сыграть ключевую роль в просвещении московской Руси второй половины 17-го века. Оттуда по приглашению царского постельничего Федора Ртищева приедет в Москву к царскому двору Алексея Михайловича знаменитый переводчик и комментатор Епифаний Славинецкий, напрямую восстановивший традиции православного просветительства Максима Грека.

Князь Курбский совершил тяжелый жизненный выбор, став князем Ковельским и вынужденным сражаться против русских войск, хотя никакими успешными военными действиями против Отечества не прославился. Зато он внес огромный вклад в сохранение единства русского мира и православной культуры. В каком-то смысле он шел путями Александра Невского, который за три века до него также пошел на тяжелый союз с Золотой Ордой ради предотвращения гораздо более опасной – духовной – агрессии Запада. Показательно, что католические круги Польши князя Курбского ненавидели лютой ненавистью. Он был изгнанником, но не предателем. Предателем Руси был царь Иван, развернувший опричный террор против собственного народа; расколовший страну на земщину и опричнину; кощунствующий над монашеским служением во время своих оргий с опричниками в Александровской слободе.

И уж тем более всем истинным православным и светским русским патриотам необходимо напомнить, что подлинный патриотизм – это, в первую очередь, деятельное личное противодействие злу, в том числе и властному произволу. Выдающийся митрополит Филипп (в миру Федор Колычев) был единственным человеком в России, если не считать князя Курбского и его сторонников, который нашел в себе мужество публично противостоять диктатуре кровавого тирана. В Успенском Соборе Кремля во время службы 22 марта 1568 года, исчерпав все иные способы воздействия на царя, он бросил в лицо Ивану знаменитые слова: «Государь, – убойся суда Божия: на других ты закон налагаешь, а сам нарушаешь его. У татар и язычников есть правда: на одной Руси нет ее. Во всем мире можно встречать милосердие, а на Руси нет сострадания даже к невинным и к правым. Мы здесь приносим бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем безвинно проливается кровь христианская. Ты сам просишь у Бога прощения в грехах своих, прощай же и других, погрешающих пред тобою» (1).

Чем закончилось противостояние царя и митрополита известно. Дело против непреклонного Филиппа было сфабриковано к осени 1568 года. Перед этим царь практически полностью вырезал Боярскую думу, не решившуюся осудить митрополита, пользовавшегося всенародным уважением. Был убит, в частности, Михаил Колычев, троюродный брат Филиппа, голову которого в мешке царь повелел отвезти ожидавшему суда митрополиту. Но ни психологическое давление, ни грязная клевета не сломили Филиппа. Все обвинения разбивались о железные аргументы и спокойное поведение святителя. Лишь убедившись в безволии клира и, увы, безгласии народа, Филипп объявил о своем отречении от сана. Этого только и нужно было царю. Он коварно упросил святителя провести последнюю службу в Успенском соборе в честь праздника св. Михаила. Во время службы опричники ворвались в храм. Прервав службу, они зачитали царский указ о низложении митрополита, сорвали с него святительские одежды и выволокли из храма. Унижая Филиппа, они возили его по московским улицам, избивали и всячески оскорбляли. В конце концов, он был обречен на вечное заточение в тверском Отрочь монастыре, где через год встретил смерть от руки Малюты Скуратова во время печально памятного карательного похода Ивана на Новгород. Во время той кровавой резни были преданы насильственной смерти тысячи безвинных новгородцев, включая детей и женщин. Волхов был красен от крови сброшенных туда тел, а опричники плавали на лодках и добивали раненых пиками.

Всем, славящим самодержца, не стоит также забывать, что массовые казни сопровождали все правление царя Ивана, начиная с 1553 года. Окончательная же перемена в царе случились в 1560 году, когда умерла любимая жена Анастасия — его сердечный друг и ангел-хранитель. После этого вокруг Ивана окончательно укоренились темные личности типа Вяземского, Грязнова, Басманова и Малюты Скуратова-Бельского, потакавшие его властолюбию и самым низменным плотским инстинктам. При дворе царили пьянство, разврат и насилие. Известно, что любимой формой издевательств Ивана была казнь родственников на глазах друг у друга. Так, князю Владимиру Андреевичу Старицкому было велено отравить всю свою семью, а потом отравиться самому. Федору Басманову ( личности, правда, мерзкой) было приказано зарубить собственного отца и т.д. Нет сомнений, что и Курбского с семьей ждала подобная участь.

Напомним также всем ревнителям русской культуры, что Иван IV был ярым англофилом, мечтавшим жениться на особе из английского королевского дома. Английским купцам он обеспечил неслыханные привилегии, а в конце своего царствования, страшась расплаты за преступления, попросил в Англии … политического убежища. Славный пример для державного подражания, не правда ли?

Больше описывать деяния царя Ивана позднего периода царствования у меня нет никакого желания (2). Очень полезно для всех, обуянных «демоном великодержавной государственности» (меткое выражение выдающегося русского поэта и мыслителя Даниила Андреева), прочитать страницы из «Истории государства российского», посвященные правлению Ивана Грозного. Приводимые там истинным, а не квасным, державником и патриотом России Н.М. Карамзиным факты, конечно, частью неполны, частью устарели, но анализ катастрофических для России итогов деятельности царя Ивана и, главное, нравственная оценка его царствования и сегодня поражают своей точностью и взвешенностью. Недаром именно этот раздел труда великого русского историка больше всего любил и ценил другой великий патриот России Ф.М. Достоевский.

А еще, мне, как философу, хочется привести оценки правления царя Ивана Грозного, принадлежащие двум философским гениям России – А.С. Хомякову и П.А. Флоренскому. «…Кто прочел со вниманием письма Курбского и низкие оправдания Ивана, – пишет А.С. Хомяков, – кто вгляделся в самый выбор его жертв, почти всегда из благороднейших и чистейших, … кто видел, что казни сопровождались расхищением и конфискациями: тому, говорю я, становится ясным характер той бойни, которую борьбой величать смешно. Эта бойня от двух самых простых побуждений – от вражды Иоанна против свободы мнения в высшем сословии и от рассчитанного грабительства. Конечно, при этом взгляде исчезает призрак государственного мужа, почти бестелесного и безбрачного, противника каких-то призрачных боярских прав, вредных отечеству; зато остается живое лицо, замечательно одаренное Богом, но употребившее почти все дары свои на зло; остается правитель, не лишенный правительственной мудрости, но постоянно губивший свою мудрость в своих пороках; остается царь, иногда понимавший красоту, но никогда святость добра; остается человек, в мастерстве софизма не уступавший никакому византийцу, а в кровожадности никакому татарину; человек, не уважавший своей родной земли (что доказывается предпочтением иноземного происхождения славе отеческой), склонный к Западу, куда готов был бежать, людоед со своими подданными и низкий трус пред иноземными врагами: одним словом, остается изверг цельный и, так сказать, художественный» (3).

Еще более кратко и четко высказался отец Павел Флоренский, назвав в своей проповеди 1906 года Ивана Грозного «безбожным царем Иоанном»(4) и вполне солидаризовавшись в подобной оценке с князем Андреем Курбским.

В принципе уже понятно, какому следующему кровавому историческому персонажу наши «державники» задумают поставить памятник. Полезно только напомнить, что практически все, кто льстиво призывал царя Ивана IV вернуться на московский трон из Александровской слободы, заплатили за умиротворение тирана собственной и чужими жизнями. Показательна, например, судьба новгородского архиепископа Пимена, который прославился еще и активным участием в суде над митрополитом Филиппом. Во время новгородской резни, несмотря на все свои прежние «государственные заслуги», Пимен подвергся неслыханному поруганию – его в шутовском колпаке по указанию царя посадили головой к хвосту лошади и в таком виде пустили скакать по полям. В том же году он был осужден на столь же гнусном процессе, в котором недавно участвовал сам, лишен сана и заточен в монастырь, где и скончался через год.

Ну, а возвращаясь к памятнику в Орле – пусть уж он стоит, коль скоро его поставили. Потомками он будет восприниматься как символ тяжкого и смутного времени на Руси, в котором отразились и тайные идеалы властной верхушки, и невежественная покорность подданных.

Литература

1. Цит. по: Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви в 2-х т., Т.1. М., 1993, с. 446.

2. С более подробным изложением взглядов автора и его коллег на узловые пункты нашей истории, в том числе на борьбу иосифлянства и нестяжательства на протяжении всей русской истории, можно ознакомиться в монографии: Иванов А.В., Фотиева И.В., Шишин М.Ю. Скрижали метаистории: творцы и ступени духовно-экологической цивилизации. Барнаул, 2006. Она есть в Интернете.

3. Хомяков А.С. Сочинения в 2-х т., т.2. М., 1994, с.531-532.

4. Цит. по: П.А. Флоренский: pro et contra. Спб., 2001, с.154.

Показать похожие записи
Еще от Редакция cайта
Еще в Новости

Смотрите также

Каланчина И. Н. Принципы обучения русскому языку на основе сочетания лингвокультурологического подхода и аксиологической лингвометодики

Сегодня представляется весьма актуальным опыт применения метода ценностного текстоцентризм…