Аблеев С.Р. Русская идея и евразийские идеалы

1
977

Наш постоянный автор , доктор филос.наук, С. Р. Аблеев предлагаем нашим читателя очередную статью на весьма актуальную сегодня тему. В качестве краткого предварительного  знакомства с ней – процитируем центральный тезис автора:

«Русская идея» имеет значение этическое, метаисторическое, геополитическое и даже эволюционно-космическое. Она представляет собой многомерный эйдос или духовный идеал не только отвлечённого морального или аксиологического содержания, но идеал, приобретающий в современной и будущей истории пока ещё неявный практический (геополитический и социокультурный) контекст; … артикулирует и устанавливает в культурном пространстве особый метаисторический вектор развития России ради спасения, освобождения, объединения и процветания всего земного человечества».

Этот тезис С. Р. Аблеев разворачивает и обосновывает на страницах статьи, которую мы рекомендуем всем, интересующимся данной проблематикой.

_________________________________________________________

 

Крайне важную роль в формировании российского культурного самосознания в течение последних двух столетий сыграл философский концепт «русская идея». Несмотря на то, что смысловой периметр его до конца ещё не определён, значение этого понятия в российской философии, общественной жизни и даже геополитике приобретает весьма существенное значение. Многие мыслители и деятели культуры интуитивно почувствовали невероятный духовный потенциал этого философского концепта, который пока остаётся рационально не отрефлексированным и практически не осуществлённым в реальной исторической жизни.

В отечественной историко-философской традиции принято полагать, что само понятие «русской идеи» в широкий оборот вводят писатель Фёдор Достоевский (1861 год) и религиозный мыслитель Владимир Соловьёв (1888 год). Значительно позже в Европе была опубликована книга религиозного философа Николая Бердяева «Русская идея» (1946), которая тогда сыграла существенную роль в распространении этого понятия в философских кругах. Разумеется, к этому понятию и стоящей за ним проблематике в XIX и XX веках так или иначе обращались многие известные русские мыслители. Советский и российский историк философской мысли А.В. Гулыга в своей известной книге («Русская идея и её творцы») вполне справедливо отмечал, что предшественниками «русской идеи» явились Карамзин и Хомяков, главными носителями были Достоевский, Соловьёв и Фёдоров, а последователями выступили многие русские философы ХХ века: Розанов, Бердяев, Булгаков, Франк, Лосский, Карсавин, Ильин, Вышеславцев, Флоренский и Лосев[1].

Так какой же смысл вкладывали русские мыслители в философский концепт «русская идея»? Мы полагаем, что он находится, прежде всего, на пересечении этической и культурно-исторической проблематики, освещая некую особую миссию русского этноса и Российского государства в мировой истории. Например, Достоевский в своих дневниках вполне определенно отмечал, что русская национальная идея есть в конце концов лишь «всемирное общечеловеческое объединение»[2]. Соловьев в парижской лекции 1888 года подчеркнул универсальное этическое содержание «русской идеи» и отметил, что она не имеет в своей сути ничего исключительного и представляет собой лишь «новый аспект самой христианской идеи»[3]. Позже высокую нравственную сущность «русской идеи» весьма ярко выразит и Иван Ильин, в понимании которого «русская идея» предстаёт «идеей сердца». Она утверждает, писал он, что «главное в жизни есть любовь и что именно любовью строится совместная жизнь на земле…»[4].

Однако помимо этических доминант, в религиозном дискурсе «русской идеи» явно звучит и эсхатологическая мысль о «всеобщем спасении», которая могла быть осмыслена в духовных традициях, может быть, только русской культуры и только русской истории, наполненной бесконечными потрясениями и катастрофами. В этом смысле Арсений Гулыга в своё время весьма точно подметил, что «русская идея» всеобщего спасения закономерно появилась из катастрофического прошлого нашей страны[5]. Она имела своей целью в исторической перспективе объединить человечество в высшую общность и даже преобразовать его в некий духовный фактор космического развития.

Надо отметить, что подобные аспекты «русской идеи» недвусмысленно подчёркивал, например, религиозный экзистенциалист Николай Бердяев, у которого космические перспективы человечества приобретают чуть ли не основное смысловое содержание рассматриваемого здесь философского концепта. Вполне очевидно, что здесь он невольно сближается с Николаем Рерихом и другими известными русскими мыслителями-космистами.

Некоторые прозападно настроенные авторы в настоящее время, как и в прошлые столетия, усматривают в «русской идее» лишь воплощение геополитических амбиций Российского государства. По их убеждению, она является как бы идеологическим прикрытием мировой экспансии русского этноса и русского мира, что представляет угрозу если не всему человечеству, то во всяком случае доминирующей западной цивилизации. Однако такое представление извращает и фальсифицирует широкое духовное содержание и высокий гуманистический смысл «русской идеи».

На наш взгляд, философская сущность и смысловые аспекты так называемой «русской идеи» даже глубже, чем это было отмечено выше у некоторых философов. Русские мыслители XIX-XX веков, к сожалению, не смогли полностью раскрыть все грани многомерной герменевтики этой туманной философской метафоры. Однако их великая заслуга состоит в том, что они почувствовали высокий духовный смысл этой идеи и особую даже не историческую, но метаисторическую миссию России. На Западе до сих пор пытаются нивелировать всеобщее цивилизационное значение «русской идеи», подменяя его, как уже сказано, выдуманным обоснованием имперской сущности Русского государства. Но это искажённое понимание не имеет никакого отношения к подлинной или эзотерической сути «русской идеи», воплощающей в себе вовсе не частное национальное или узкое политическое, но кросскультурное и общечеловеческое содержание.

Мы полагаем, что «русская идея» имеет значение этическое, метаисторическое, геополитическое и даже эволюционно-космическое. Она представляет собой многомерный эйдос или духовный идеал не только отвлечённого морального или аксиологического содержания, но идеал, приобретающий в современной и будущей истории пока ещё неявный практический (геополитический и социокультурный) контекст. В русской идее нет ожидания меркантильного обогащения (как в Америке), нет дурмана пресыщенного гедонизма (как в Европе), нет пережитков религиозного фанатизма (как в прошлом у евреев и арабов). Русская идея лишь артикулирует и устанавливает в культурном пространстве особый метаисторический вектор развития России ради спасения, освобождения, объединения и процветания всего земного человечества. Как проникновенно в начале ХХ века по этому поводу написал религиозный философ Василий Розанов: «народ, живущий в смирении и терпении, не может не тянуться к мечте о всеобщем братстве»[6].

В таком случае, философия «русской идеи» становится попыткой рационального отражения и творческого осмысления метаисторической миссии русского духа, который должен заложить фундамент единого человечества и основы всеобщего братства, открыть горизонты духовного (ноосферного) бытия и поражающие воображение космические перспективы земного разума. Вот почему «русская идея» представляет собой сложное триединство сакральных смыслов – этического, геополитического и эволюционно-космического. Это есть интуитивное творческое прозрение и пока ещё бессознательное эволюционное устремление к одухотворённому человечеству нового типа, которое религиозные мыслители, теософы и философы-космисты называли «богочеловечеством», «сверхчеловечеством», «Шестой Расой» или «ноосферной цивилизацией» будущего.

Русская религиозная мысль сформировала понимание высоких этических доминант «русской идеи». А русский и евразийский космизм открыл её эволюционное значение как в планетарном, так и внеземном контекстах развития жизни и разума. Не случайно эти два важнейших аспекта «русской идеи» были объёмно отражены в антропокосмической философии Живой Этики, русские и индийские соавторы которой в своих работах недвусмысленно подчеркивали глобальную метаисторическую и культурную роль России в эволюционном восхождении и духовном просветлении земного человечества.

Трудно не заметить, что фундаментальные философские понятия русской религиозной мысли («Всеединство» и «Соборность») по своему глубинному моральному содержанию оказались идейно созвучны базовой аксиологической и этической категории Живой Этики («Общее Благо»). Именно Соборность или Общее Благо есть то надёжное этическое основание, на котором возможно построить единую одухотворенную цивилизацию, объединенное земное человечество, интегральное планетарное общество, органично объединяющее в своём социальном сосуществовании разные нации, религии и культуры.

Историческая миссия России – осмыслить, обосновать и заложить идейные магниты новой одухотворённой цивилизации будущего. Утвердить прогрессивные и созидательные ценности. Дать новые надёжные жизненные ориентиры. Открыть дальние космические перспективы вопреки пустому потребительскому существованию. Сформировать гармоничные и гуманные отношения между народами. Социалистический проект ХХ века – лишь первая, в чём-то достаточно успешная, а в чём-то и не совсем удачная попытка решения отмеченных задач. Способен ли на такие невероятные усилия и невиданные ранее достижения русский дух? На этот вопрос нет и не может быть однозначного ответа. Кто знает…, мы можем сейчас только верить и надеяться, что «Святая Русь» всё же окажется сильнее «звериной Руси». Ведь ангельская святость и зверская низость, как однажды подметил Николай Бердяев, есть вечные колебания русского народа.

Таким образом, вопреки убеждениям религиозных провиденциалистов, исход метаистории на самом деле вовсе не предрешён. Чтобы спасти и освободить человечество от экзистенциальной тьмы и надвигающегося самоуничтожения, Россия должна сначала суметь спасти и освободить сама себя. Здесь обнаруживается глубокий диссонанс между должным и реально существующим. Поражение русского духа вполне может означать мрачную эсхатологическую перспективу – трагический «конец времен», то есть историческую гибель всего земного человечества. Ведь мы же не настолько наивны, чтобы поверить, что так называемая «американская мечта» откроет нам сокровенную формулу решения всех проблем и однажды приведёт всё человечество в светлое будущее? Тридцатилетнее абсолютное доминирование США в конце ХХ — начале ХХI века, как оказалось, не принесло ни всеобщего экономического процветания, ни международного политического благоденствия, ни духовного возрождения человечества, омраченного страстями и пороками прошлых эпох.

В свете задач этой небольшой работы необходимо немного подробнее обратить внимание на метаисторический аспект «русской идеи». Вопреки убеждениям известного американского философа Фрэнсиса Фукуямы, человеческая история не только не заканчивается победой западной рыночной демократии («Конец истории»), но она даже ещё эмпирически не раскрыта и теоретически не осмыслена во всех своих тенденциях, детерминациях и глубинных интенциях. Проще говоря, современной науке, вероятно, не стоит самоуверенно утверждать, что она досконально понимает латентные причины и последствия как вполне явных, так и ноуменальных исторических событий[7].

Тут уместно вспомнить русского философа и богослова Сергея Булгакова, который одним из первых определённо заявил, что помимо явной истории существует и другая — метаистория, понимаемая как «ноуменальная сторона того универсального процесса, который одной из своих сторон открывается для нас как история»[8]. Позже подобные убеждения отразятся в работах и других известных русских мыслителей: у Николая Рериха («Алтай – Гималаи», «Сердце Азии» и др.) и Даниила Андреева («Роза Мира»). И если Андреев попытался представить метаисторические процессы в русле мифологического и мистического дискурса, то Рерих воспринимал их вполне рационально и реалистично, намекая на неизвестные науке силы и факторы за фасадом очевидного культурно-исторического развития человечества.

В современной отечественной философии весьма интересная и глубокая по своему содержанию тема метаистории, к сожалению, находится на обочине основного академического фарватера. Исключение составляют лишь отдельные работы некоторых исследователей (А.В. Иванов, И.В. Фотиева, М. Ю. Шишин, Е.В. Зорина, Л.М. Гиндилис, Н.А. Тоотс и др.), которые не пытаются нивелировать философское содержание рассматриваемой проблемы. Так, например, в монографии «Скрижали метаистории» её авторы отмечали, что на самом деле существуют две альтернативные, но связанные между собой истории. В одной, «профанной истории», мы видим по словам Гоббса, «войну всех против всех» и стадные инстинкты. В другой («метаистории») «происходит непрерывное восхождение по лестнице познания и воплощения высших ценностей, куётся всемирное духовное братство и развивается истинно человеческая личность»[9].

Зачем мы обращаем внимание на эту проблему? Дело в том, что раскрыть герменевтику смыслов «русской идеи» вне метаисторического контекста оказывается крайне затруднительно. Её невозможно понять в традиционном категориальном каркасе «базисов» и «надстроек», «общественного бытия» и «общественного сознания», «биржевых индексов» и «инфляционной динамики», «репрезентативных данных социологии» или «эмпирических фактов» доступной истории. Вся позитивистская методологическая база и понятийный аппарат политологии, социологии, экономики и других общественных наук оказываются бессильны и несостоятельны перед философскими интуициями о неких великих задачах русского духа и российского супер-этноса, имеющих общечеловеческое значение.

Метаисторический контекст русской идеи предполагает не просто более объёмное понимание исторического процесса и его телеологическое измерение (существование определённых скрытых целей), но и конкретное геополитическое воплощение ожидаемого футурологического сценария развития событий. В этой связи мы полагаем, что наиболее сильно философии «русской идеи» коррелирует геополитическая и культурная идеология евразийства. Разумеется, спектр евразийских взглядов был и остаётся весьма широк и в работах своих представителей он имел немало различных акцентов. Тем не менее, если рассматривать евразийство в целом как культурно-историческое и идейное движение, то, по всей видимости, именно оно более чем иные движения отражает идеалы и замыслы апологетов «русской идеи» об особой миссии России и её самостоятельном историческом пути.

Эту миссию невозможно осуществить в социокультурном фарватере Западной (Евро-Атлантической) цивилизации, которая вовсе не предполагает моральную ориентацию на Общее Благо, то есть интересы иных стран и народов. Более того, вполне уже очевидно, что западная цивилизация вступила в период своего глубокого кризиса и об этом убедительно писали многие думающие авторы как в прошлом веке, так и в начале XXI столетия[10]. Так, например, если теорию исторических циклов немецкого культуролога Освальда Шпенглера («Закат Европы») в начале ХХ века ещё можно было рассматривать как некую экзотическую гипотезу, то уже в конце ХХ века широкомасштабную деградацию западной цивилизации ощутили даже радикальные философские диссиденты, вроде Александра Зиновьева («Глобальный человейник»). И вот теперь уже не только философы, но и политологи стали соглашаться с этой точкой зрения. Старый Свет, отмечал известный российский политолог Сергей Караганов, «находится в состоянии сильного экзистенциального кризиса, пути выхода из которого неочевидны»[11].

Современные авторы справедливо замечают, что говорить о пути к новому планетарному единству возможно только при диалоге культур и цивилизаций (А.Л. Золкин, В.Ю. Бельский, В.А. Лепёхин и др.). Однако Евро-Атлантическая локальная цивилизация продолжает стремиться вовсе не к широкому кроскультурному диалогу, но к тотальному доминированию в политическом, экономическом и даже аксиологическом аспектах над всеми иными культурами и цивилизациями[12]. У Запада всегда был и будет свой глобальный проект, писал известный российский социолог В.А. Лепёхин, и суть его состоит в обеспечении «мирового господства и подавления на этом пути всех своих конкурентов, в то время как глобальный проект российской цивилизации может быть лишь ответом на вызовы и притязания глобального рынка»[13]. Проблема же состоит в том, что некогда успешный глобальный проект Запада начинает буксовать, как минимум, экономически и политически. Хотя в действительности всё намного хуже. Сейчас трудно не согласиться с выводами апологетов нового евразийства, которые в ответ на либеральные иллюзии российских западников XXI века отмечают, что в «нулевые» годы нынешнего века многовековое восхождение Запада «сменилось системным кризисом, плавно переходящим сегодня в экономический спад, социальную деградацию и моральное разложение» (В.Ю. Бельский[14]).

Иными словами, западная цивилизация не желает отказываться от неоколониальной политики, не терпит никакой многополярности и наращивает постмодернистскую деконструкцию этических ценностей и базовых социокультурных норм вплоть до подрыва гендерной идентичности и разрушения института семьи[15]. Вот почему сейчас вопрос стоит намного острее и радикальнее, чем можно было бы предположить. Речь уже идёт о поиске полноценной даже не культурной, но «метафизической альтернативы» западному тотальному универсализму и моральной деградации. Ведь потеря Западом своего морального лидерства, констатируют российские философы, вполне налицо (А.Л. Золкин[16]).

Метафора «метафизической альтернативы» возникает в умах современных мыслителей, конечно, не просто так. Она отражает напряжённые поиски другого направления развития земной цивилизации и метаисторические размышления русских философов прошлого и настоящего, которые ощутили грандиозную созидательную силу и великие задачи русской духовной культуры. Поэтому вовсе не случайно Александр Дугин, один из современных идеологов евразийского движения, ставит вопрос о необходимости так называемого «Третьего пути», понимаемого как социально-экономическая альтернатива традиционному капитализму и советскому социализму в евразийском геополитическом пространстве. Однако, на наш взгляд, экономический аспект не исчерпывает всей глубины и сложности проблемы, хотя и является, безусловно, крайне важным. В этом контексте не стоит забывать, что на самом деле «евразийство является не просто политическим мировоззрением, но своеобразной философией культуры» (А.Г. Дугин: Доклады Изборского клуба: «О геополитике евразийской интеграции»).

Ведь сущность рассматриваемой проблемы на самом деле упирается не только в эффективные экономические механизмы, но и затрагивает более глубинные слои человеческого существования[17]. Иначе говоря, она выходит на уровень базовых ценностей, высших смыслов разумного бытия и экзистенциальных основ выживания развивающегося человеческого духа в природном и социальном мирах. Эту проблему ещё в XIX веке остро почувствовал Николай Данилевский, вполне определённо указавший на непреодолимый антагонизм России и Европы[18]. Оказывается, что эти две локальные цивилизации имеют не просто определённые культурные отличия, которые можно преодолеть или нивелировать. Всё намного сложнее. Они являются диаметрально противоположными по своим базовым ценностям и жизненным укладам[19].

В этом смысле либеральный прозападный курс развития России в конце XX – начале XXI столетий по своей сути оказался историческим забвением, геополитическим низвержением и аксиологическим крушением философских идеалов «русской идеи». Этот курс надо расценивать как навигационный сбой мировоззренческих ориентиров, как потерю своего исторического пути, как подрыв духовного кода российского супер-этноса и как малодушный отказ российских либеральных элит от великой метаисторической миссии по формированию основ одухотворенной цивилизации нового типа. Во втором десятилетии XXI века некоторые влиятельные представители российских политических и культурных кругов неожиданно осознали, что так называемые «европейские ценности» и новые западные «экзистенциальные стандарты» ведут российское общество к деградации и вырождению. А на самом деле, моральное и биологическое вырождение стало угрожать не только российскому супер-этносу, но и всему человечеству.

Помимо идеологии финансового обогащения и политической гегемонии, помимо низвержения моральных ценностей и деконструкции человеческой личности под влиянием западного постмодерна мир столкнулся с невиданными ранее психофизическими девиациями, одну из которых можно назвать феноменом гендерно-сексуальной дезориентации. Оказывается, что в течение жизни человек может спонтанно менять свою гендерную ориентацию и биологический пол, но при этом в конечном счёте не осознавать и не принимать своего реального (ни нового, ни старого) полового статуса. Иными словами, он становится не способен ответить самому себе или психологу на простой вопрос: является ли он в конечном счёте мужчиной или женщиной?

В первой четверти XXI века отмеченное весьма странное и тревожное явление стало настолько широко распространённым в Америке и Европе[20], что получило своё специальное лингвистическое отражение в английском прилагательном genderfluid. И вот теперь респектабельные западные СМИ уже вполне обыденно констатируют, что в Европе и Америке всё больше молодых людей в возрасте от 15 до 20 лет не ассоциируют себя с каким-то определенным полом, предпочитая принимать решения о своей половой принадлежности спонтанно, в зависимости от текущего жизненного настроения (The Guardian[21]). Безусловно, это есть совершенно особая тема, которая требует своего обстоятельного исследования и осмысления. Мы мимоходом отмечаем подобные явления лишь в качестве показательного примера угрожающей девальвации тех истинно прогрессивных ценностей, которые некогда позволили Европе и Америке стать уверенными лидерами экономического и социального прогресса.

Потому сейчас в российском обществе совершенно закономерно нарастает запрос на переосмысление доминирующих ценностей, жизненных приоритетов и направлений дальнейшего развития страны. Неожиданно метаисторическая философия «русской идеи» и евразийские геополитические идеалы на наших глазах приобретают новое, вполне созвучное духу исторического момента, мировоззренческое звучание. В этой связи, вспоминая дискуссии русских классиков, нам следует найти наконец органичное соотношение или золотую меру между собственной культурной самобытностью России (о которой ещё на рубеже XVIII-XIX веков заявил историк Николай Карамзин) и лучшими культурными достижениями иных стран и народов (на чём настаивали русские западники). Очевидно, что ни растворение в западной цивилизации, ни самоизоляция в собственной культурной самобытности (вовсе не лишенной иногда некоторой архаичности) не дадут ожидаемого успешного разрешения существующих проблем.

Теперь, спустя почти два столетия, мы отчетливо понимаем, что в своих оценках европейских достижений ошибались не только западники, но и славянофилы в определённых аспектах идеализировали русскую культуру и российское государство. Они подчеркивали в первую очередь важность моральных, а не правовых принципов организации общественной жизни[22]. Поэтому русский религиозный и политический консерватизм в этом смысле был не лишен изрядного этического идеализма, если даже не утопизма. Здесь идеология русских славянофилов в чём-то напоминает моральный идеализм Конфуция, который явно опережал развитие массового и политического сознания в Древнем Китае. И тут мы сталкиваемся с культурно-историческим парадоксом: конфуцианство формально являлось основой государственной идеологии средневекового Китая, однако реально императорский Китай на практике в управлении государством в изрядной мере использовал идеи школы легистов, диаметрально противоположной конфуцианству по своим моральным доминантам и делавшей ставку на формальный закон, принуждение и наказание.

Подобное противоречие оказалось характерно и для императорской России. Консерваторы восхищались силой этических принципов русской общинной жизни и духовными устоями русского Православия. Но реальное государство было деспотическим, негуманным и антинародным. Народ же был беден, закрепощён, тёмен, лишен социальных прав и свобод и даже политического голоса в защиту своих интересов. Здесь и нужно искать семена русской смуты и революций. «Правда» (этический концепт) находилась в остром конфликте с «Законом» (правовой концепт). Этот конфликт возник вовсе не в революционном 1917 году[23]. Он был заложен в самые основы российской государственности сотни лет назад и лишь вырвался наружу, а лучше сказать – взорвался в 1917 году. А позже ещё раз взорвался в начале 90-х годов ХХ века, когда власть коммунистических вождей окончательно утеряла политическую легитимность и поддержку советского народа. Хочется верить, что сейчас плотный туман державного благолепия не закроет современной политической элите горизонты социальной реальности и она наконец ощутит тревожное нарастание пассионарного напряжения российского общества.

Мы отметили эту проблему для того, чтобы подчеркнуть: идеология новой Евразийской цивилизации не может повторять досадных ошибок прошлого. Она должна принимать во внимание и учитывать исторический опыт развития России и иных государств, в котором все монархические и тоталитарные традиции, национальное чванство и религиозная исключительность, чудовищное экономическое расслоение общества, бессилие закона перед власть имущими, невежество и бесправие народа должны остаться далеко в прошлом.

Рассматривая проблемы и условия формирования единого евразийского пространства, мы предполагаем не только политический и экономический противовес Западной (Евро-Атлантической) цивилизации, который позволит установить необходимый геополитический баланс между основными центрами сил современного мира. Всё это имеет немаловажное, но, тем не менее, вторичное значение. Главное же значение нарождающейся Евразийской цивилизации состоит в том, что она призвана идейно утвердить и на практике осуществить альтернативную стратегию развития всего человечества.

Такая стратегия не может опираться на традиционное потребительство, культ финансовой наживы, необузданный гедонизм и духовное разложение личности, семьи и общества[24]. Необходимо уже не только в отвлечённом философском, но и чисто эмпирическом смысле осознать, что многие доминирующие сейчас в Западном мире ценности ведут земную цивилизацию если не к катастрофе, то во всяком случае к моральной деградации. В этом смысле эсхатологические настроения некоторых последователей философии «русской идеи» надо рассматривать уже не в русле религиозного или мистического дискурса, но как социально-политическую, биосоциальную и психофизическую реальность. Невозможно построить более совершенное и гармоничное общество нового типа на тотальной деконструкции разумного человека, который низвергает все духовные истины, моральные устои и исторически выстраданные ценностные основания социальной жизни ради денежной выгоды и извращенного сладострастия.

Некоторые российские авторы вполне обоснованно отмечали, что кризис Старого и Нового Света начался не только с пересмотра традиционных моральных устоев в результате секуляризации и крушения метафизики, но и под влиянием масштабного позитивистского переосмысления сущности человека[25], которого низвели до пустого физиологического индивида, существующего вне пространства высших смыслов, сакральных ценностей и глубинных онтологических оснований космического или духовного порядка. Поэтому и выход из этого кризиса предполагает иное – более объёмное осмысление сущности человека, смысла его существования и космических перспектив эволюции разумной жизни вообще. Иными словами, мы стоим на пороге новой мировоззренческой революции, которая, хотелось бы верить, даст не только более глубокое понимание природы и человека, но и откроет новые исторические или даже метаисторические горизонты в развитии всей земной цивилизации.

 

Библиография

[1] Гулыга А.В. Русская идея и её творцы. – М., 1995. С. 12.

[2] Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. / Дневник писателя. 1877. – М., 1972-1990. Т. 25. С. 20.

[3] Соловьев В.В. Сочинения: В 2 т. – М., 1989. Т.2. С. 246.

[4] Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. – М., 1993. Т.2. Кн.1. С. 420.

[5] Гулыга А.В. Русская идея и её творцы. – М., 1995. С. 13.

[6] Розанов В.В. Среди художников. – М., 1994. С. 347.

[7] Галанина Н.В. Проблематика поиска законов истории в современной науке // Философские исследования и современность: Выпуск 8. – М., 2019. С. 62-65.

[8] Булгаков С.Н. Два града. – М., 1911. Т.2. С. 103.

[9] Иванов А.В., Фотиева И.В., Шишин Ю.М. Скрижали метаистории: Творцы и ступени духовно-экологической цивилизации. – Барнаул: 2006. С. 41.

[10] Золкин А.Л. Цивилизационный суверенитет, культурная идентичность и этическая позиция. – М., Ижевск, 2021.С. 68.

[11] Караганов С.А. // www.Лента.Ру. 22.12.15.

[12] Аблеев С.Р. Евразийское пространство и геополитический полицентризм // Философские исследования и современность: Выпуск 8. – М., 2019. С. 9-14.

[13] Лепёхин В.А. Пришло время раскрыть главную тайну Запада // РИА Новости: ria.ru. 12.09.2017

[14] Бельский В.Ю. «Сверхобщество» Александра Зиновьева и грядущая постглобализация // Свободная мысль. 2019. №5. С.97-102.

[15] Аблеев С.Р., Золкин А.Л., Кузьминская С.И., Марченя П.П. Цивилизационный суверенитет России: проблемы и дискуссии. Изд. 2-ое, перераб. и доп. – М., 2018. С. 35-53.

[16] Золкин А.Л. Цивилизационный суверенитет, культурная идентичность и этическая позиция. – М., Ижевск, 2021. С. 68.

[17] Иванов А.В., Фотиева И.В., Шишин Ю.М. Человек восходящий: философский и научный синтез «Живой Этики». – Барнаул: 2012. С. 12-21.

[18] Данилевский Н.Я. Россия и Европа. – М., 1991. С. 103.

[19] Аблеев С.Р. Европа и Евразия: проблема цивилизационного разлома // Философские исследования и современность: Выпуск 9. – М., 2020. С. 7-12.

[20] Аблеев С.Р., Кузьминская С.И. Гендерная инверсия в языке и культуре // Вестник Московского университета МВД России. 2018. №2. С. 223-226.

[21] The Guardian:  www.theguardian.com/…/gender-fluid-generation-young-people-male-female-t

[22] Медушевская Н.Ф.  Славянофилы о государстве, общественном устройстве и праве // Философские исследования и современность: Выпуск 6. – М., 2017. С. 174-177.

[23] Марченя П.П. Правовой нигилизм в России: мифы и реалии // Вестник Московского университета МВД России. 2016. №2. С. 29-31.

[24] Щёлоков К.С. Гедонизм как идеология постмодернистского общества // Философские исследования и современность: Выпуск 10. – М., 2021. С. 195-201.

[25] Иванов А.В., Фотиева И.В., Шишин Ю.М. Антропологический кризис и пути выхода из него // Человек восходящий: философский и научный синтез «Живой Этики». – Барнаул: 2012. С. 7-40.

 

Публикуется по изданию:

Аблеев С.Р. Русская идея и евразийские идеалы // Философские исследования и современность. Сборник научных трудов: Выпуск – 11. – М.: ИПЛ, 2022.

Показать похожие записи
Еще от Редакция cайта
Еще в Анонс

Смотрите также

Каланчина И. Н. Принципы обучения русскому языку на основе сочетания лингвокультурологического подхода и аксиологической лингвометодики

Сегодня представляется весьма актуальным опыт применения метода ценностного текстоцентризм…