Артамонова Т.А. Крестьянский «мир» в Сибири: инструмент свободы или закрепощения русского крестьянина?

Крестьянский «мир», который исторически представлял собой крестьянскую общину или сельское сообщество, сегодня все чаще воспринимается как самобытная социальная и духовно-нравственная константа жизни русского народа. Как она соотносится с такой нравственной категорией как свобода? Был ли крестьянский «мир» институтом самодержавного закрепощения или важнейшей формой коллективисткой самоорганизации крестьянства, адекватной природно-климатическим и историческим условиям России?

По мнению ряда исследователей, община явилась оптимальной формой организации хозяйственного и социального уклада жизни русского крестьянства, опирающейся на приоритет коллективистских ценностей. Историко-ретроспективный и социально-философский анализ дает основание считать общину устойчивой формой российского социального уклада, которая в начале ХХ века приобрела новые формы выражения в рамках кооперативного и артельного движения.

_________________________________

Крестьянский «мир», олицетворяющий крестьянскую общину или сельское сообщество, в работах ведущих исследователей получает диаметрально противоположные оценки. Так, крупнейший современный исследователь общины Л.Б. Алаев считает, что в XVI-XVIII вв. сельская община была «инкорпорирована в феодальную общественную систему» и была инструментом крепостнического гнета, используемого помещиками и царской властью [1, с. 114]. Эта точка зрения подтверждается фактами совпадения размеров сельской общины с границами частных феодальных владений, установления норм права самими владельцами и закрепления их через сельский сход, укрепления круговой поруки. «В сельских общинах классового общества большая или меньшая сплоченность, в частности наличие или отсутствие переделов земли, существование единого равноправного слоя или ряда слоев, имеющих разные права, обычно прямо зависит от структуры господствующего класса, в конечном счете, от всего общественного строя» [1, с. 446].

Другая точка зрения была сформулирована еще славянофилами. В 1842 г. в статье «О сельских условиях» А.С. Хомяков рассматривает особенности русской крестьянской общины, которая, по его мнению, возникает естественным образом и является продуктом самодеятельности самих крестьян. Философ считал сельскую общину единственным гражданским учреждением, которое сохранилось в России из ее достойного прошлого: «Община есть одно уцелевшее гражданское учреждение всей русской истории. Отними его, не останется ничего; из его же развития может развиться целый гражданский мир» [2, с. 128]. Как известно, высокую оценку русской общине дал К. Маркс в письме к В. Засулич. Он считал, что она имеет свою специфику, а главное, историческую перспективу.

Современные исследователи, продолжившие традицию славянофилов в этом вопросе, рассматривают общину как «демократический союз местного самоуправления». «Крепостное право пришло в Россию сравнительно поздно, когда у крестьян уже сложились черты национального характера, выражаемого прежде всего самостоятельностью и инициативой в рамках традиций и обычаев самоуправляющейся общины» [3, с.152].

Чтобы ответить на вопрос о роли общины в крестьянском самоуправлении и степени ее зависимости от помещичьей власти, необходимо обратиться к истории. Рассматривая процесс формирования поземельной общины в Центральной России в XV—XVI вв., многие исследователи сходятся в том, что изначально она возникла в волостях, находящихся во владении у князей (позже эти земли стали казенными). В процессе раздачи князем волостных земель в качестве платы за службу возникают вотчины и поместья, и волостная община распадается на более мелкие. Новые хозяева вотчин и поместий вынуждены считаться с общинным устройством крестьянской жизни. А на некоторых землях, где ранее не существовало крестьянской общины, процесс ее образования является инициативой самого помещика, которому удобнее общаться и решать все вопросы не с отдельным крестьянином, а с организованным крестьянским «мiром», опирающимся на принцип круговой поруки.

Таким образом, процесс формирования крестьянской общины в стратифицированном российском обществе шел сложным путем: и как движение «снизу», сохранявшее традиционную крестьянскую форму самоорганизации жизни, и как  инициатива «сверху», при которой община выполняла, прежде всего, функцию единого фискального и административного органа. Владелец крепостных крестьян и назначенный им управляющий, канцелярия были высшим звеном системы вотчинного общинного управления, а базовое звено составляли представители крестьянского самоуправления: староста, выборные, десятские и сотские [3, с. 45-46].

Формирование многоуровневой административной системы при общинном землепользовании являлось признаком усиления процесса закрепощения крестьян в России того периода. Дальнейшее формирование феодально-крепостнической системы, сопровождающееся увеличением размеров налогообложения, а также  нехватка плодородных земель при растущем населении страны в центральных областях России привело к тому, что крестьянство, вслед за торговыми людьми и промысловиками, стало осваивать Сибирь. И уже к концу XVII в. крестьянское население в Западной Сибири по численности равнялось служилому населению и в 4 раза превосходило население посадов. По ведомости сибирских городов 1698-1699 гг. население Тобольского, Тюменского, Верхотурского, Туринского уездов было преимущественно крестьянским  [4, с.5].

Западная Сибирь XVI—XVII вв. заселялась разными категориями крестьян. Прежде всего, это были «государственные переселенцы», т.е. те крестьяне, которые по «указу» или «прибору» царя направлялись в Сибирь для распашки государственных земель и снабжения хлебом служилых и посадских людей. Вторую группу составляли ссыльные, которые также использовались для обработки государственной пашни. В третью группу входили крестьяне, приехавшие в Сибирь по собственной инициативе. «Ни переведенцы, ни ссыльные в XVII в. не создали сибирского крестьянства и не были сколько-нибудь существенной его частью. Наиболее эффективными были меры по устройству в государеву пашню лиц, явившихся в Сибирь по собственной инициативе. Опираясь на этот поток самовольных переселенцев, правительство пытается завести и действительно заводит сибирскую пашню» [4, с.21].

Первоначально крестьянам, отрабатывающим повинность на «государевой десятинной пашне», предоставлялась временная льгота, ссуда и подмога в виде денежной или натуральной помощи. Крестьянская льгота заключалась в освобождении вновь прибывшего крестьянина от несения государева тягла в течение определенного количества лет; подмога – безвозвратная помощь для устройства крестьянином собственного – «собинного» хозяйства; ссуда подлежала обязательному возвращению. Но эта поддержка не могла обеспечить нормального развертывания хозяйства, поэтому со временем была отменена.

В течение всего XVII в. происходит рост феодально-крепостнического гнета в сибирской деревне. Ключевым моментом в этом процессе можно считать утверждение московским правительством «Уложения», отменявшего урочные годы и прозванного среди крестьян «проклятою книгою». Увеличение крестьянских повинностей в Сибири происходит за счет введения дополнительного хлебного и денежного оброка. В архивах сохранились заявления крестьян на тяжесть «пашенного и оброчного обложения», что подтверждается фактами недоимок как по государевой пашне, так и по оброчному хлебу. «Индивидуальная крестьянская запашка в Сибири в течение XVII в. не росла, она скорее уменьшалась. Общий рост посевных площадей шел главным образом за счет прилива населения из-за Урала. Причину этого явления должно искать в напряженности налогового обложения», – считает один из крупнейших советских специалистов по истории крестьянства в Сибири В.И. Шунков [4, с. 192-194]. Также крестьяне Сибири несли такие повинности, как заготовка банных веников; вывоз навоза на государевы пашни; помол государева хлеба и содержание мельниц, амбаров и других построек; доставка леса; строительство острогов; выращивание солода и доставка его на винокурни и многое другое. Часто эти повинности приходилось выполнять во время страды или пашни.

Какова же роль общины в этот период в защите интересов крестьян? Один из крупнейших советских специалистов по истории крестьянства в Сибири В.И. Шунков приходит к выводу, что община очень редко выступала в качестве защитника интересов крестьянства, вступая в конфликт с приказчиком или центральной властью [4, с.207].

Начиная со второй половины XVII в., идет процесс расслоения крестьян, усугублявший взаимоотношения рядовых членов общины и ее администрации. Зажиточная верхушка, сосредотачивая у себя земельные угодья и денежные средства, зачастую влияет на принятие управленческих и хозяйственных решений. Попытки крестьян хотя бы частично освободиться от тягла встречают самый решительный отпор именно со стороны администрации общины. Происходит это вследствие того, что вся тяжесть тягла должна быть соблюдена общиной в полном объеме; распределением повинностей также занималась община. Поэтому вполне обосновано, что община препятствует уменьшению индивидуального тягла и ограничивает право выхода крестьян из сословия, например, в беломестные казаки, хотя наличие такой возможности и привело в Сибирь многих крестьян.

К аналогичной оценке роли общины приходит и Л.Б. Алаев. Он рассматривает крестьянский «мiр» как инструмент эксплуатации крестьянина, только теперь со стороны общества и под руководством государства. Крестьянский «мiр» должен был обеспечивать сбор государственных податей, следить за качеством обработки земли, наказывать нерадивых хозяев. Решением Сената от 10 сентября 1891 г. сельским обществам было дано «право вмешательства в хозяйственную обработку и способы культуры, производимые отдельными домохозяевами на их надельных участках мирской полевой земли» [1, с.124]. Крестьянин не мог подать в суд на решение сельского схода, а община могла приговорить своего члена даже к телесным наказаниям. Как известно, даже после отмены крепостного права крестьяне не получили долгожданной свободы. По мнению Л.Б. Алаева, правительство боялось дать крестьянину свободу и пыталось сохранить его как сословие, используя для этого сложившийся аппарат общинного управления крестьянской жизнью.

Таким образом, в ходе аграрных реформ в России в конце XIX века община из самоорганизующейся общности превратилась в административно-фискальное звено государственной машины. Царское правительство, как и помещики, стремились «уложить» общину в «прокрустово ложе» и сделать из нее контролируемый инструмент социального управления. Все это привело к  состоянию нравственной отчужденности и расслоению крестьян, а также к деградации принципов общинного самоуправления.

Развал общинных устоев, а, следовательно, и традиционных крестьянских ценностей, начался после реформы 1861 года. Во-первых, усилился процесс бюрократизации общинного мироустройства: в общине увеличивалось число должностных лиц; процесс делопроизводства стал более затяжным; принятие решений всё чаще носило формальный характер. Во-вторых, исполнение полицейской и финансовой функций крестьянского мира стало опираться не столько на общинный обычай, сколько на письменные инструкции. «Сельская община превращалась в сословную корпорацию крестьянства, санкционированную государством и помещиками», что помогало ей отстаивать свои права. [6, с.433-434]. В итоге отдельный крестьянин попадал под такую сильную власть и опеку общины, что не мог самостоятельно принять какое-либо важное решение. В-третьих, этому способствовала и позиция правительства в связи с принятием закона 1881 г. об обязательном выкупе крестьянами земли. Чтобы предотвратить самовольный выход крестьян из общины, заставить их выкупать землю, необходимо было усилить власть общины и круговую поруку.

Почему же в сознании русского человека крестьянский «мiр» и сегодня воспринимается как духовная ценность, как символ самобытного и свободного самоуправления народной жизнью? Ответ, очевидно, заключается в том, что община, несмотря на все свое несовершенство и деградацию в пореформенное время, опиралась на коллективистские ценности[1]. Современные исследователи критикуют общину в основном за административные и хозяйственные просчеты, но ее функции были гораздо шире.

В традициях самого крестьянства изначально было особое отношение к «мiру». Принцип «жить с миром совестно» воспринимался как прямая обязанность каждого члена крестьянского сообщества. «Мiр» служил залогом физического и духовного выживания и преуспеяния крестьянина. Известно, что община спасала русского крестьянина как от голода, так и от нравственного упадка: разорившийся вследствие кутежа или пьянства общинник не мог продать или заложить свой участок земли. Земля переходила по наследству детям. Сельские общины брали на содержание сирот, одиноких вдов и стариков. На общие средства строились хлебные склады, больницы, школы, дороги. Общинники выступали против открытия в селах питейных заведений, накладывали запрет на употребление спиртного [5]. Когда крестьянин говорил: «мир собирался», «мир порешил», «мир выбрал», он придавал миру значение высшей духовно-нравственной инстанции. Таким образом, в плане сохранения традиционных ценностей община играла определяющую роль, что и ценилось как самим крестьянством, так и многими исследователями крестьянской жизни.

Община охраняла физическое и духовное существование русского крестьянина, была его социальным телом и душой. Видимо поэтому в ходе столыпинских реформ крестьяне, вышедшие из общин в центральных губерниях и получившие право свободного самоопределения, в Сибири вновь создавали сельскую общину, желая все вопросы землепользования решать «мiром» [8]. Как отмечают исследователи, сибирское крестьянское хозяйство отличалось достаточно высокой степенью самоорганизации и свободы, так как «не только каждая волость или община, каждый хозяин самостоятельно устанавливал севооборот для каждого состоящего в его пользовании клочка земли, применяясь к его почве и местоположению, к климату, условиям сбыта, к собственной хозяйственной самостоятельности» [11, с. 85].

И действительно, особую роль традиции общинного мироустройства сыграли при освоении русским крестьянством Сибири. Именно Сибирь позволяет более глубоко осмыслить дилемму русской общины. Чем же она являлась в действительности:  инструментом закрепощения крестьянства или необходимой и естественной формой социальной организации в природно-климатических условиях России? Ведь в самые урожайные годы русский крестьянин получал урожай в 4 раза меньше, чем в Западной Европе, а в среднем по России выход растительной биомассы с 1 га почти в пять раз ниже, чем в США [9, с. 572]. Необходимость совместного ведения сельского хозяйства в условиях рискованного земледелия привело к тому, что коллективные формы труда так глубоко укоренились в народной жизни россиян.

Общинный тип жизни формировал сплоченность, социальную и нравственную ответственность, любовь к труду и родной земле, а именно эти качества позволяли русским переселенцам выжить и адаптироваться в суровых природно-климатических условиях Сибири и заложить основы сельского хозяйства. Как отмечал В.И. Шунков, «в то время как служилая бюрократия, промышленные и торговые люди занимались выкачиванием из Сибири пушнины, подрезая часто самые основы промыслового хозяйства местного населения, крестьянство несло сюда свои производственные навыки и развивало здесь земледелие» [4, с. 226].

Поиск оптимальной организации хозяйственного и социального уклада жизни русского крестьянства, а в нравственном плане – соотношения свободы и ответственности привел к возрождению и продолжительному существованию общины в Сибири. Конечно, данные нравственные установки на практике не всегда проявлялись в полной мере и в идеальной форме, но именно они были сильной стороной общины. Позже они стали основой  кооперативного и артельного движения, которое в Сибири дало всплеск в начале ХХ века. Артельный и кооперативный труд позволяли сочетать лучшие стороны общинного уклада и склонность работников к самостоятельности и предприимчивости.

Чисто русской особенностью этих форм труда было сохранение круговой поруки, как в общине. Каждый из работников ручался солидарно за всех остальных и воспринимал, в частности, артель не только как деловое объединение, в отличие от европейских артельщиков, но и как общественную организацию, опирающуюся на ценности коллективизма [3, с.58]. Эти ценности утверждены и в книге «Община», данной как напутствие по организации общины будущего: «Понятие справедливости окажется стоящим на основе труда. Также мужество легко возрастает при круговой поруке. Именно все, как один, но каждый принесет свои способности…» [10, с. 39]. Таким образом, свобода в сопряжении с коллективистскими ценностями получает наиболее оптимальное социальное проявление, что и было сильной стороной крестьянского мира в Сибири.

Список литературы

1. Алаев Л.Б. Сельская община: «Роман, вставленный в историю». Критический анализ теории общины, исторических свидетельств ее развития и роли в стратифицированном обществе. М. ЛЕНАНД, 2016.
2. Хомяков А.С., Киреевский И.В. Избранные сочинения / Сост., автор вступ. ст. и комм. Н.И. Цимбаев. М., 2010.
3. Платонов О.А. Русский труд. М.: Современник, 1991. 335 с.
4. Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII – начале XVIII веков. Москва-Ленинград: Изд-во Академии наук СССР, 1946. 228с.
5. Затеева В.Г. Нравственные ценности крестьянской общины на Алтае (конец XIX – нач. XX вв.) // История и культура народов Саяно-Алтая: в прошлом, настоящем и будущем: тезисы Межд. науч. конф., Горно-Алтайск, 21-22 сентября 1998 г. Горно-Алтайск: РИО «Универ-Принт», 1998. С.36-38.
6. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII–начало XX в.). 3-е изд., испр., доп. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003. 549 с.
7. Евразийский мир: ценности, константы, самоорганизация / Под ред. Ю.В. Попкова. Новосибирск: Нонпарель, 2010. 449 с.
8. Якимова И.А. Эволюция форм административной податной общины и систем распределения платежей и повинностей (по материалам Алтайского горного округа второй половины XIX в.) // Современное историческое сибиреведение XVII – начала XX вв. Выпуск 2. Барнаул, 2008.С. 174-185.
9. Национальная идея России: в 6 т. Т.1. М.: Научный эксперт, 2012. 752 с.
10. Община. Рига: Изд-во «Виеда», 1992. 200 с.
11. Дорофеев М.В. Крестьянское землепользование в Западной Сибири во второй половине XIX в. (к вопросу об «отсталости» систем полеводства) // Вестник Томского государственного университета, №3(7), 2009. С. 81-86.

Для цитирования:

Артамонова Т.А. Крестьянский «мир» в Сибири:  инструмент свободы или закрепощения русского крестьянина? // Восьмой российский философский конгресс-Философия в полицентричном мире. Сборник научных статей. М.: РФО-ИФРАН-МГУ, Изд-во Логос, 2020. С. 384-387.

[1] Эти ценности и сегодня являются базовыми для многих евразийских народов, что подтверждается рядом современных исследований [7].

По  теме общины также читайте:

Артамонова Т.А. Общинный уклад жизни российского общества: философско-исторический анализ